class="p1">– Друзья Степана – наши друзья! – выкрикнул голос с лёгким кавказским акцентом, однако Клэр сразу не заметила его владельца.

– Благодарю! – отозвалась Клэр.

Дом представлял собой подобие ангара, в котором была лишь одна большая комната да накиданная на полу солома. У стены стояла чугунная печь, в которой и при закрытой створке можно было разглядеть мелькающие красные огоньки.

Вслед за Сашкой стали подходить знакомиться и другие гусары. В доме было около двадцати человек. Клэр очень старалась запомнить как можно больше имён.

Фёдор Фелицин – самый высокий из всех присутствовавших здесь. Он притягивал к себе взгляд поневоле. Здоровый, круглолицый, румяный. Имел русые, как рожь, волосы и такие же светлые короткие усы. На лицо ему было около двадцати трёх лет. Он как-то по-простому, но крепко пожал руку Клэр, после чего её взгляд чуточку смягчился.

Следующими подошли два брата, безумно похожие друг на друга, – Константин и Исай Соболевы. Единственное, что их отличало, – это возраст и оттенок волос. Старшему, Константину, было двадцать три; младшему, Исаю, восемнадцать. Каштановые волосы, озорные серо-зелёные глаза, излучающие жизненную энергию. Знакомство с ними было таким тёплым, что Клэр на мгновение ощутила себя родной. Они по очереди обняли её, хлопнув по спине, и вместе пошли что-то искать в конце дома.

Затем к Степану Аркадьевичу и Клэр вышел Никита Лесов. Он лениво приблизился, холодно обошёл Клэр взглядом, демонстрируя своё безразличие. Затем встретился глазами со Степаном Аркадьевичем, смягчился и с любовью пожал ему руку. Чёрные жидковатые волосы, тонкие дугообразные брови, большие глаза неопределенного цвета. Сначала они показались Клэр чёрными, как ночь, из которой они со Степаном Аркадьевичем только что вышли; затем в них появился янтарный отблеск, и в конце концов она разглядела светло-серую радужку. За густыми ресницами скрывался настолько глубокий взгляд, что сам по себе он притягивал. Необъяснимая, тоскливая задумчивость этого человека привлекала, и его тут же хотелось выслушать. Его лицо было бледным, а голова казалась немного больше, чем должна быть. Невысокого роста, сутуловат и широкоплеч. Но даже такие, на первый взгляд, грубые черты не выглядели отторгающими.

Степан Аркадьевич попытался указать ему на Клэр, но тот лишь устало прикрыл рот рукой во время зевка и ушёл на прежнее место.

Не обняв и не пожав руку, но так же любезно, как и братья Соболевы, подошёл смугловатый мужчина лет около двадцати пяти. Тут же Клэр поняла, кому принадлежал тот голос с лёгким акцентом. Стройный, прекрасного телосложения, статный молодой грузин Сергей Габаев. Как выяснилось позже, он был грузинским тавади – князем из древнего рода Габаевых. Он отличался ярко-карими глазами цвета коры старого дуба. Он сдержанно, но приветливо улыбнулся, обозначив, что имеет честь познакомиться с племянником такого человека, как Степан Аркадьевич. Настоящий грузин, эмоциональный, резкий, благородный.

Между прочими гусарами вскоре подбежал и Григорий Корницкий. Он шутливо и с лёгкостью принёс извинения, не усмотрев в своих высказываниях про «задницы» даже намёка на что-то обидное. Это был человек блестящего ума и характера, потому как он умудрялся подмечать самые незначительные изъяны и поводы для новых острых шуток и реплик. Его язык едва поспевал за развитием мыслей в бурной голове, и по этой причине он временами выговаривал слова чересчур чётко, давая себе, таким образом, время на отдых и выстраивание дальнейшей шутки. Клэр сразу обозначила для себя главного заводилу и душу компании. Этот голубоглазый активный мужчина двадцати трёх лет не давал скучать ни на минуту. За его широкой улыбкой без труда получалось разглядеть невероятно белые и ровные, как жемчуг, зубы. Он был поистине красив и честен, что во втором случае не всем нравилось, но тем не менее все к этому привыкли.

Последним, кто вышел их поприветствовать, был мужчина лет сорока, который, видимо, приходился Степану Аркадьевичу близким другом. В руке его была тёмно-зелёная бутылка, а сам он выглядел слегка вспотевшим и неопрятным. Долго он держал их на пороге, высказывая Степану Аркадьевичу своё беспокойство относительно его длительного и неожиданного отсутствия. Его звали Петр Христофорович Малиновский, и он был ротмистром в их эскадроне.

Несколько человек приветственно махнули руками, но остались лежать в стогах смятой соломы. Один из таких офицеров весь вечер пролежал, поглядывая на Клэр подозрительным взглядом. Кроме неё и Исая Соболева, у всех присутствующих мужчин были усы. У кого-то пышнее, у кого-то короче или длиннее, но всё же были. У Исая виднелся лёгкий и редкий пушок, к тому же светлый. Это обстоятельство очень обрадовало Клэр, потому как в этом случае ей не нужно было оправдываться за отсутствие усов у неё.

Однако мужчина на соломе всё продолжал изучать её, вальяжно распивая мутное содержимое зелёной бутылки, держа в левой руке трубку с тлеющим табаком.

– Почему тот человек так пристально на меня смотрит? – тихо спросила она у Степана Аркадьевича, указав на объект её волнения.

– Это Глеб Котов, а этот взгляд в порядке вещей. Скоро привыкнешь и к прочим его странностям, – тут же он скинул со своего плеча оставшиеся вещи и через весь дом крикнул Петру Малиновскому: – Петруш, а мальцы наши куда подевались?

– Так ведь шестого числа ежегодный парад был в честь дня Богоявления, так вот, Александр позволил всему полку по квартирам разойтись. Теперь кто по бабам пошёл, кто к друзьям наведывается, кто к мамкам в имение.

– Выходит, парад без меня прошёл… запамятовал я, – расстроенно сказал Степан Аркадьевич, зажмурившись. – А что наш Шевич Иван Григорьевич? Не серчал на меня за отсутствие?

– У него других хлопот в тот день хватало. Так что же ты, Степан, где пропадал? Кто-то говаривал, словно видел, как арестовывали тебя, да мы и не поверили.

– Арестовывали, то правда. Да только отпустили, потому что клевета то была грязная.

– А что император-то? – вдруг спросила Клэр, пытаясь казаться вовлечённой в диалог.

– Что император?

– Как парад принял, доволен ли был?

– Даже если и доволен, то всем своим величеством показывал обратное, – встрял Лесов, тем временем заправляя свою трубку табаком из льняного мешочка.

– И то верно, – согласился Малиновский, – весь парад смурной какой-то был, озадаченный да растерянный. В Петербурге слух ходит, словно с любовницей своей повздорил и усадил её в крепость. Кто-то видел построение охраны у Петропавловской, да что-то они там осматривали.

– Любовницей? – уточнил Степан Аркадьевич. – Есть ли дело нашему богобоязненному и славному государю обыкновенную любовницу в крепость помещать? Нет, нет, чудно, право, но чтобы женщину… – у него лучше всех получалось играть непонимание, так что Клэр не сразу смекнула, что речь идёт про неё.

– Да всё та же. Как Равнин во всё это ввязался, так и пошли дела