на помощь по ленд-лизу, в ноябре 1943 года государству пришлось урезать продовольственные нормы граждан из‐за неурожая, поэтому в начале 1944 года ситуация с дистрофией продолжала усугубляться. Только с весны и лета 1944 года продовольственная помощь союзников заметно улучшила рацион гражданского населения[1106].

Но до этого момента за голод и подорванное здоровье приходилось платить огромную цену – не только в плане заболеваемости и смертности, но и потому, что они резко снижали трудоспособность рабочих. Продолжительные смены и редкий отдых часто скорее вредили производительности – за долгое время работы в таком режиме люди слабели, и им было трудно полностью оправиться от болезни. Если бы смены были короче и рабочие не так интенсивно расходовали энергию, истощение и дистрофию можно было бы удержать в определенных границах, а более здоровые люди работали бы более продуктивно и смогли бы в более сжатые сроки выпустить те же объемы продукции. Но в первые годы войны, когда само существование страны оказалось под угрозой и рабочие должны были заново снабжать Красную армию всем необходимым после сокрушительных поражений, на цену, которую людям приходилось платить за «производственное чудо», закрывали глаза[1107]. Но государство не могло и дальше игнорировать эту цену. Со временем голод и дистрофия стали главной причиной дезертирства среди рабочих и вызывали все новые трудности, сопряженные с трудовой мобилизацией. После призыва в армию двумя ключевыми факторами, ускорявшими текучесть кадров на предприятиях, были «дезертирство» и физическая нетрудоспособность, в том числе приводившая к смерти. Между двумя явлениями существовала тесная взаимосвязь. Один только страх голода и потери трудоспособности побуждал многих рабочих, особенно подростков, к бегству в то самое время, когда предприятиям на фоне наблюдаемой у многих слабости требовалось больше работников. Недостаток питания и возрастающее ослабление трудовых ресурсов, наметившиеся в 1942 году и прекратившиеся только в 1944‐м, способствовали замкнутой на саму себя разрушительной динамике трудовой мобилизации. В конечном счете голод и чрезмерные нагрузки только увеличили потребность в продовольствии: возросло количество людей, получавших карточки, но не способных работать. Когда крестьяне, мобилизованные из деревень на работу в восточных промышленных городах, заболевали дистрофией, Комитет мобилизовал новых рабочих им на смену. Эти новые рабочие чаще всего тоже приезжали из сельской местности. Колхозы теряли основную часть своих работников, кормивших население, а государству приходилось обеспечивать двоих – истощенного рабочего и нового, мобилизованного в качестве замены. Разорвать замкнутый круг удалось только во второй половине 1944 года, когда садово-огородное движение, освобождение оккупированных территорий и продовольственная помощь по ленд-лизу позволили увеличить количество продуктов, поставляемых в столовые, выдаваемых по карточкам или в качестве усиленного питания.

* * *

В отличие от многих других испытаний, с которыми население столкнулось в годы войны, кризис здравоохранения был обусловлен не только лишениями военного времени. Существовавшее еще до войны неравномерное распределение медицинских ресурсов, нежелание вкладывать средства в улучшение санитарной инфраструктуры и попытка подчинить медицину задачам промышленного производства делали население уязвимым для потрясений, сопутствующих нацистскому вторжению. Вместе с тем кризисная ситуация войны подтолкнула к важным инициативам и реформам. Пусть в годы войны они слабо отразились на уровне смертности и на здоровье населения в целом, зато впоследствии принесли гораздо более ощутимые плоды. Эвакуация и необходимость срочно предпринять меры, чтобы не допустить санитарной катастрофы на железных дорогах, станциях и водных маршрутах, заставили сформулировать и строго соблюдать санитарные нормы вдоль маршрутов эвакуации. Во многом именно благодаря этим нормам удалось предотвратить новую эпидемию сыпного тифа в 1942 году, а после войны они легли в основу общенациональных мер по борьбе с сыпным тифом. Нагрузка на системы водоснабжения и канализации – слаборазвитые еще до войны и не выдерживавшие притока эвакуированных и мобилизованных рабочих – заставила два раза в год проводить уборку – практика, ставшая регулярной в послевоенной городской жизни. В годы войны неизмеримо возросли роль и влияние Государственной санитарной инспекции – органа, ранее остававшегося в советской медицине на вторых ролях и практически лишенного реальных полномочий. Все эти существенные достижения были направлены скорее на сдерживание инфекции, чем на устранение порождавших ее условий. Проводимая каждые полгода уборка скопившихся в городе нечистот не освобождала от необходимости вкладывать средства в строительство полноценной канализации. Массовый осмотр жителей на предмет наличия вшей не отменял необходимости оборудовать каждый дом водопроводом и канализацией, обеспечить людей горячей и холодной водой, равно как и достаточными запасами мыла.

Пожалуй, именно в области санитарного просвещения уроки войны имели наиболее долгосрочный эффект, повлияв на дальнейшее развитие системы здравоохранения и снижение смертности. Большевики последовательно внедряли программы санитарного просвещения еще в первые годы после революции, и в 1930‐е годы, когда санитарное просвещение вошло в систему мероприятий гражданской обороны, внимание к нему только усилилось. Обучение в рамках таких мероприятий проходила значительная часть населения. К 1945 году около 13 миллионов взрослых и 5,5 миллиона детей прошли подробные курсы по гигиене, оказанию первой помощи и предотвращению инфекций. Те же правила по-разному – в зависимости от возраста – объясняли учащимся ФЗО, школьникам и раненым солдатам в эвакуационных госпиталях в тылу. Этим усилиям сопутствовали последовательные и зачастую весьма изобретательно организованные агитационные кампании с плакатами, заводскими стенгазетами и радиопередачами, призванными объяснить широким слоям населения, как важно соблюдать элементарные правила гигиены. Хотя в условиях острой нехватки мыла, топлива и бань людям трудно было применить полученные знания на практике, после войны просветительские кампании сыграли огромную роль. Миллионы школьников, некогда слушавшие курсы и посещавшие уроки гигиены, в конце концов сами стали родителями. И в отличие от своих родителей, ничего не знавших о микробах или механизмах распространения болезней, молодые родители начала и середины 1950‐х годов изо дня в день применяли свои знания на практике. При Хрущеве показатели младенческой смертности упали до уровня, сопоставимого с показателями западных стран. Причиной снижения смертности послужило не только изобретение антибиотиков, но и успех просветительских программ военного времени[1108].

Глава 9

«Наше дело правое»: лояльность, пропаганда и народные настроения

Мне 50 лет. Я здоров и бодр. Я участник вооруженного восстания 1905 г. Участвовал в империалистической войне, громил немцев. Был добровольцем в Красной гвардии, в Октябрьской революции выступал против юнкеров. В боях у Красных казарм был ранен. Но сейчас мои раны зажили. Я могу защищать советскую землю и крепко постою за Советскую власть. Прошу зачислить в ряды добровольцев.

Ф. Б. Денисов, рабочий московского машиностроительного завода. 8 июля 1941 года[1109]

Кампания по мобилизации, которую государство вело на протяжении всей