– А с них кабак! – завершил идею Травкин. – Иначе, напоминаю еще раз, Батя может осерчать.

– Дорофеев по 131-й пойдет. Для «есауловских» это мелочь, – покачал головой Яновский. – Им крученую рыбину подавай.

– Что?! – вскинулся Травкин.

– Что-что?! – вслед за ним подорвался Таганцев.

– Вы чего? – испугавшись реакции, забился в угол Толя.

– Да эти твои аналитики тайных процессов сколько на хвосте удержатся? Даже за трамваем? – спикировал на него Травкин.

– А когда они последний раз по яйцам в парадной получали? – «с солнца» зашел Таганцев, ослепляя обидчика. – Без ОМОНа контрольную закупку на рынке сделать не могут!

– Да Дорофеев на «крытке» в Чистополе рулил, когда они сочинения в школе на тему «ЦРУ против СССР» корябали!! – расстреляли весь боекомплект оба.

Сейчас Яновский ощущал себя недоученным птенцом люфтваффе, прижатым двумя «сталинскими соколами» к верхушкам березовой рощицы.

– Виноват, сморозил херню. Был пьян, недостоин… надеюсь, до рук не дойдет, – отбивался он. – Если ваш Дорофеев такой крутой, так отдавайте!..

– Значитца, на том и порешили, – тщательно скрывая удовлетворение, подвел черту Серпухов. – А я Есаулова неплохо знаю. Он всегда отработает, так что мы здесь ничем не рискуем.

– Но если после этого они какую нашу просьбу не выполнят!.. – задумался Дима Травкин.

– То мы им на Чайковского все шины на личных авто попрокалываем! – догадался Таганцев.

* * *

Вечернее заседание самостийной оперативно-следственной бригады по «делу Игоря Ладонина» прошло на Пяти Углах, в кофейне с пророческим названием «Зерно истины». Прошло оно в усеченном формате: неожиданно зависший в Приозерске Смолов прямо оттуда загрузил Катю новыми служебными вводными. Разобраться с которыми к назначенному времени общего сбора та просто физически не успевала.

Эту небольшую, но довольно уютную кафешку Козырев выбрал сугубо из меркантильных соображений: в отличие от Лямки и уж тем более от Полины, его финансовое положение в данный момент балансировало где-то посередине между незавидным и «вообще никаким».

Признаваться в этом, равно как харчеваться за счет друзей, Паше не позволяла гусарская гордость. Между тем как раз в этом самом заведении у Козырева имелась персональная десятипроцентная скидка – эдакий привет из лучших времен. Так что какое-никакое, а всё вспоможение…

Паша добирался сюда прямиком со встречи с Серпуховым. Беседа у них получилась недолгой, но в высшей степени содержательной. Тем более что информация, которую поведал ему Серпухов, крайне удачно и к тому же очень своевременно «билась» с открытием, которое с час назад сделала, отрабатывая биллинги, лейтенант Востроилова. Ей удалось установить, что короткий звонок, который прошел на трубку «дарителя», когда тот находился в приемной Ладонина, был сделан с трубы, зарегистрированной на имя их давнего знакомца Дорофеева. И этот факт стал еще одной тяжелой лопатой цементного раствора, намертво сцепляющего Ребуса с разыскиваемой ими «сладкой парочкой». А учитывая, что с самого утра «ушли в поля» и два помирившихся «следопыта» – Лямин и Ольховская, имелась вполне реальная надежда, что под занавес дня понедельника могут состояться и другие сенсационные открытия…

Когда немного припозднившийся Козырев вошел в кафе, ребята уже сделали заказ. Судя по довольным, заговорщицки-хитрым физиономиям, Пашины предчувствия насчет сегодняшнего информационного прорыва сбывались – следопыты возвратились с охотничьих полей явно не с пустыми руками.

– Привет честной компании! Давно ждете?

– Да нет, минут десять, не больше.

– Привет-привет, – откликнулась Ольховская, подставляя щечку.

Паша слегка наклонился к ней, и в этот момент Полина (случайно, нарочно ли?) мотнула головой, вследствие чего поцелуй получился более интимным – в губы. Не ожидавший такого поворота Козырев мгновенно смутился. Не от самого факта поцелуя (были времена, когда они с Полиной и не такое вытворяли), а от того, насколько пьяняще-сладким оказался жаркий ответ ее губ. Он невольно отшатнулся в сторону и, встретившись с Полиной глазами, отчетливо разглядел заблестевшие в них искринки, игриво семафорившие ему: «Ну как? Вкусно? То-то же! А еще хочешь?»

«А сама-то как думаешь?» – рефлекторно просигнализировал в ответ Козырев, но тут же, отгоняя наваждение, демонстративно завертел головой якобы в поисках официантки.

– Пашк, да ты садись. Мы с Полиной уже все заказали. На всех, – выручил Лямка.

– Да я, собственно, и не голодный…

– Но хоть кофе-то с нами выпьешь? – усмехнулась Полина.

– Кофе? Да еще и с вами? Обязательно выпью, – согласился Козырев, усаживаясь.

– Но учти – сегодня кофе мы пьем исключительно с коньяком. Потому что, пока ты полдня гонялся за очередной жертвой милицейского произвола, мы с Иваном пахали, как папы Карло.

– В данном случае я бы сказал – «как папы и мамы Карло». Ну и что удалось напахать? Кстати, в процессе оперативной разработки, надеюсь, вы не забывали периодически пользоваться легендой прикрытия «семейная пара»?

– Отчего же, пользовались в полный рост, – игриво откликнулась Ольховская. – Правда, Иван?

Адресуя шутливый вопрос Лямке, она, тем не менее, скосила глаза в сторону Козырева, словно спрашивая: «А что это вы, Павел Андреевич? Никак ревнуете?» Вдохновленная сегодняшними успехами, а также временным отсутствием Кати, она явно пыталась проверить его на эмоционально-мужскую прочность. А может даже, чем черт не шутит, и на порочность.

– А как же! Легенда: «Крутая семейная пара на такой же крутой семейной тачке». Ух, доложу тебе, и машина у Полинки – зверь! – неумело подыграл Лямка, на лице которого читалось неуемное желание как можно быстрее начать рассказ о сегодняшних подвигах. Дескать, не зря я в Питере остался. Вон от меня какая – даже не польза, а пользища!

– Ладно, герой-любовник, давай уже, начинай вещать про то, как космические корабли бороздят Большой театр. Вижу: неймется похвастаться.

– Почему хвастаться? Обыдные слова говоришь, да? У нас исключительно голые, но при этом стопудовые, проверенные факты. Значит, так: с утра мы с Полиной смотались в адрес прописки этого самого Эдуарда Линчевского, который у нас теперь Дортюк, и путем залегендированного опроса местных жителей установили, что эта нога… вернее, морда… в общем, чья надо нога. Но действительно не живет он там, давно не живет. А где – никто не знает.

– И это все?

– Обижаешь… Потом мы поехали с Полиной в офис, я подключился к их базам… Блин, Пашка, знаешь какие у них там базы! Таких даже у нас нет. В общем, за каких-то пару часов вытащили практически все по этим двум, которые из отдела рукописей. Похоже, Людмила Васильевна оказалась права: Глухова Валентина Степановна – явно не наш фигурант. Пятьдесят семь лет, живет на Дальневосточном, одна (дочка и внук погибли в автокатастрофе; в той самой, где и она сама получила травму позвоночника), всю жизнь работает в Эрмитаже. Последнее время, по причине обострения заболевания, на работе появляется редко. Да, и еще: по словам Илоны, у нее немножко не все дома. В смысле, с головой. Наверное, после смерти дочери и внука. А в остальном – не была, не состояла, не выезжала, не замечена… По Глуховой, собственно, все.