В пути по Виргинии пассажиров развлекали слепой гитарист и косоглазый певец, пленившие аудиторию «традиционными народными мелодиями древней Виргинии»1. Пели они исключительно ради забавы и даже пытались отказаться от собранных для них денег: «Ребята, нам ничего не надо! Мы просто хорошо проводим время, как и вы!»

С предыдущего года Чарлстон почти не изменился – правда, один старый дом снесли, чтобы построить бензоколонку, однако каким-то удивительным образом даже эта бензоколонка вписывалась в старомодный архитектурный стиль города! Во вторник пятого мая было холодно и пасмурно, поэтому в тот день Лавкрафт исследовал здания изнутри: Старую биржу с таинственными подземельями, Музей Чарлстона и так далее. Шестого числа Лавкрафт поехал на автобусе в Саванну, а оттуда, уже на другом автобусе, сразу в Джексонвилл (сэкономив на ночевке в гостинице). Прибыл он туда в шесть утра седьмого мая. Джексонвилл оказался городом современным и поэтому не особенно интересным для Лавкрафта, но дальше его ждал старейший из до сих пор населенных городов в Соединенных Штатах – Сент-Огастин, штат Флорида.

За две недели в Сент-Огастине Лавкрафт изучил все древности города. Его приводил в восторг сам факт пребывания в таком старинном месте, однако этот город испанского происхождения все равно не произвел на него такого же серьезного впечатления, как британский Чарлстон. И все же, находясь в Сент-Огастине, Лавкрафт ощутил и физическое, и духовное воодушевление, тем более что местность казалась почти что тропической по сравнению с холодным севером. Он остановился в отеле «Рио-Виста» на Бэй-стрит всего за четыре доллара в неделю, и почти все время пребывания в Сент-Огастине компанию ему составлял некий Дадли Ньютон (1864–1954), пожилой мужчина, о котором нам практически ничего не известно.

Лавкрафт осмотрел весь город, включая почтовое отделение (расположенное в особняке 1591 года), форт Сан-Маркос, парк «Источник молодости», Львиный мост, францисканский монастырь и дом, который считается самой древней постройкой в Соединенных Штатах (1565 года), а также находящийся неподалеку остров Анастасия, с которого открывается живописный вид на силуэт старинного города. В письмах и открытках, отправленных друзьям, Лавкрафт не уставал восторгаться Сент-Огастином:

«Вокруг – узкие улочки и старинные здания бывшей испанской столицы, внушительного вида древний форт Сан-Маркос, где мне нравится сидеть в лучах солнца среди башенок, тихий старый рынок (теперь здесь прогулочная зона со скамейками) на Площади Конституции. Поскольку туристический сезон закончился, в целом здесь царит атмосфера древней, неиспорченной и неспешной цивилизации. Город основан в 1565 году, за сорок два года до появления первых колонистов Джеймстауна и за пятьдесят пять лет до того, как нога пилигрима ступила на Плимутский камень. Здесь же в 1513 году Понсе де Леон отправился на тщетные поиски… Уезжать отсюда будет очень сложно, все равно что вырывать зуб…»2

Лавкрафт все-таки уехал из Сент-Огастина примерно двадцать первого мая, так как Генри С. Уайтхед, его новый друг по переписке, настойчиво приглашал Говарда погостить у него в Данедине, небольшом городке на полуострове к северу от Сент-Питерсберга и Клируотера. За эти три недели, проведенные Лавкрафтом у Уайтхеда, накопилось на удивление мало писем к Лиллиан, поэтому мы практически ничего не знаем о том периоде – лишь что и обстановка, и сам хозяин Лавкрафту очень понравились. Также он познакомился с некоторыми друзьями и соседями Уайтхеда, в том числе с молодым человеком по имени Аллан Грейсон, которому посвятил стихотворение в двух четверостишиях под названием «К юному поэту в Данедине» – впервые за полтора года с момента написания «Грибов с Юггота» Лавкрафт вновь обратился к поэзии. Группе мальчишек из расположенного неподалеку клуба он однажды вкратце пересказал сюжет «Кошек Ултара» (текста рассказа с собой у него не было). Уайтхед оказался примерно того же телосложения, что и Лавкрафт, поэтому на особенно жаркие дни он одалживал Говарду белый летний костюм, а потом и вовсе его подарил.

Лавкрафт съездил в Тампу, самый крупный из ближайших городов, но разочаровался увиденным: «убогий и разросшийся, без намека на старинные здания или традиции»3. Данедин тоже был не старинным, но все же приятным городком с красивыми садами, а Мексиканский залив находился всего в паре шагов от дома Уайтхеда. Лавкрафт восхищался пейзажами и в открытке Дерлету, написанной им вместе с Уайтхедом, сообщал: «Вчера вечером мы наблюдали за тем, как тропическая луна прокладывает свой загадочный путь к простирающемуся на запад заливу, волны которого омывают мерцающий пустынный пляж на отдаленном островке. Что за вид! Просто дух захватывает!»4 Цапли, журавли, фламинго и другие птицы подлетали совсем близко к Лавкрафту, когда тот читал или подписывал открытки, сидя на берегу. Любопытно, что козодои кричали совсем не так, как в Новой Англии. Незадолго до отъезда Лавкрафта Уайтхед поймал пятнистую змею, замариновал ее и подарил Говарду.

То ли еще в Данедине, то ли уже после возвращения домой, месяц или два спустя, Лавкрафт помогал Уайтхеду с написанием рассказа «Ловушка». В одном письме он отмечал, что «отредактировал и полностью переработал»5 произведение, а в другом утверждал, что «основу истории предоставил сам»6. Как мне кажется, перу Лавкрафта принадлежат последние три четверти рассказа. «Ловушка» получилась увлекательной, хотя и легкомысленной историей о необычном зеркале, которое затягивает людей в странные миры с непривычной цветовой гаммой, где все живое и неживое пребывает в состоянии нематериального, сновидческого существования. Зеркало еще в семнадцатом веке изобрел датский стеклодув по имени Аксель Хольм, который жаждал бессмертия и в некотором смысле нашел его в зеркальном мире, где «„жизнь“ в плане формы и сознания будет длиться практически вечно», пока цело само зеркало. Роберт Грандисон, один из учеников школы в Коннектикуте, где преподает Джеральд Кэневин, тоже попадает в зеркальный мир, и из рассказа мы узнаем о том, как Кэневин (от лица которого ведется повествование) пытается его оттуда вытащить.

Поскольку рассказу предстояло выйти под именем Уайтхеда (Лавкрафт, как всегда, по-джентльменски отказался от упоминания своей фамилии), Говард решил не вставлять в него отсылки (пусть даже забавы ради) на свою псевдомифологию, как это было с произведениями Зелии Бишоп и Адольфа де Кастро. (Уайтхед и впрямь был среди немногих коллег Лавкрафта, которые ничего не позаимствовали из его «мифов» и не внесли никаких собственных «дополнений» в его пантеон.) На мой взгляд, манеры письма Уайтхеда и Лавкрафта не очень хорошо сочетаются, что особенно заметно, когда разговорный стиль Уайтхеда вдруг сменяется длинными и насыщенными описаниями Лавкрафта. Рассказ опубликовали в мартовском номере Strange Tales за 1932 год, и он стал первым произведением Лавкрафта (если его можно назвать таковым), появившимся в этом