его только по фамилии, но это имя встречается лишь в одном письме76. Вот такие сложности связаны с изучением «Мифов Ктулху».

Тем временем в дело вступил Кларк Эштон Смит. Весной 1925 года он впервые с подростковых лет написал рассказ – «Ужасы Йондо». Правда, только осенью 1929 года, начиная с «Последнего колдовства», он всерьез взялся за писательство и за следующие пять лет сочинил более сотни историй, превзойдя Лавкрафта по количеству художественных произведений. Как и в случае с Говардом, большинство работ Смита – обычная халтура для палп-журналов, только на другую тему. Смит занимался этим в первую очередь ради заработка (чтобы прокормить себя и больных родителей), поэтому не стеснялся подстраиваться под требования разных бульварных журналов. Рассказы он посылал не только в Weird Tales, но и в Strange Tales, а научно-фантастические работы – в Wonder Stories. Рассказы Смита, как и у Говарда, складываются в циклы, правда не по персонажам, а по месту действия, среди которых Гиперборея (доисторический континент), Атлантида, Аверуань (регион в средневековой Франции, название которого позаимствовано у французской провинции Овернь), Зотик (континент из далекой будущей эпохи затухающего солнца), типичный для фантастики Марс и другие.

Творчество Смита тоже вызывает неоднозначную реакцию. Его рассказы чересчур – а для некоторых совершенно невыносимо – яркие и насыщенные, но хотя свой широкий эзотерический словарный запас он использует без каких-либо ограничений, сюжеты его работ обычно просты или даже глуповаты. Мне кажется, что проза Смита выросла из его же поэзии или, как минимум, выполняет ту же задачу, то есть добивается чувственной перегрузки, когда все экзотическое и причудливое изображается таковым лишь для контраста с обыденной реальностью. Таким образом, в рассказах Смита практически нет глубины и основательности, а главная их ценность заключается в поверхностном блеске.

Естественно, среди работ Смита есть и более успешные. Самым удачным, наверное, можно назвать цикл «Зотик»: в некоторых входящих в него рассказах («Цитра», Weird Tales, февраль – март 1934; «Черный идол», Weird Tales, январь 1935) чудесным образом смешивается красота и ужас. Жанр чистого ужаса не очень давался Смиту: например, в рассказах про Аверуань он скатывается до изображения самых банальных вампиров и ламий. Как это ни печально, его научно-фантастические истории сейчас кажутся сильно устаревшими, хотя «Город Поющего Пламени» (Wonder Stories, январь 1931) просто изобилует диковинными описаниями, а научно-фантастический рассказ с примесью ужасов «Склепы Йох-Вомбиса» (Weird Tales, май 1932) и вовсе можно выделить как лучшее из его прозаических произведений.

Подобно Говарду, Смит мимоходом вставлял отсылки на псевдомифологию Лавкрафта, однако не стоит думать, что Смит неким образом помогал развивать «Мифы Ктулху», – он с самого начала хотел создать собственную параллельную вселенную. Главной выдумкой Смита стал бог Цатоггуа, впервые упомянутый в «Рассказе Сатампры Зейроса», написанном осенью 1929 года. Лавкрафт рассыпался в похвалах:

«Спешу выразить свой безумный восторг по поводу „Рассказа Сатампры Зейроса“ – самого захватывающего произведения 1929 года!.. Я прямо вижу эти джунгли вокруг древнего Коммориома и чувствую их запах. В наши дни это место наверняка скрыто под ледниками близ Олатоэ, что в стране Ломар! Не сомневаюсь, именно об этом первобытном ужасе шла речь, когда безумный араб Абдул Альхазред пропустил что-то в тексте запретного „Некрономикона“ (чтобы он – и пропустил!) и вместо слов поставил звездочки»77.

И далее в том же духе. Лавкрафт снова проявляет излишнюю доброжелательность, ведь рассказ на самом деле очень похож на несерьезные истории Дансени о ворах, которые захотели украсть что-то у богов и поплатились за это. У Смита двое воришек намереваются ограбить храм Цатоггуа, и их ждет вполне предсказуемая судьба. Интерес представляет описание самого Цатоггуа: «Он был коренастый, с большим животом, голова скорее как у страшной жабы, а не у божества, тело покрыто чем-то вроде короткой шерсти, придающей ему смутное сходство и с летучей мышью, и с ленивцем. Сонные веки наполовину прикрывают шарообразные глаза, а между толстыми губами высовывается кончик странного языка»78. Упоминая это божество, Лавкрафт всегда следовал описанию Смита и, пребывая в восторге от данного персонажа, поспешил сослаться на него уже в «Кургане» (1929–1930) и в «Шепчущем во тьме», а поскольку «Шепчущего» опубликовали в Weird Tales за август 1931 года, то Лавкрафт даже опередил Смита с первым появлением Цатоггуа в печати – «Рассказ Сатампры Зейроса» вышел только три месяца спустя. Также Смит придумал «Книгу Эйбона», о которой Лавкрафт часто упоминал. Думаю, можно предположить, что вымышленная книга и божество Смита появились лишь как подражание Лавкрафту. Более того, прилежно занятый творчеством Лавкрафт, вероятно, стал примером для Смита (который следил за его трудами с 1922 года) и побудил его к написанию рассказов, хотя непосредственного влияния на сюжеты или стиль работы Смита Лавкрафт не оказал.

А вот Лавкрафт прекрасно осознавал, что заимствует кое-что у Смита. Объясняя Роберту И. Говарду, что мифология на самом деле вымышленная, Лавкрафт отмечает: «Кларк Эштон Смит придумал еще одну псевдомифологию, связанную с черным волосатым жабоподобным божеством Цатоггуа…»79 Несколько лет спустя сам Смит, увидев, что элементы его вселенной подхватили другие авторы, говорил Дерлету: «Кажется, я и правда создал мифологию»80.

Смит, естественно, вернул «должок» и в последующих рассказах стал упоминать «Некрономикон», Йог-Сотота (с другими вариантами написания[11]), Ктулху (также в разном написании). Если Роберт И. Говард упомянул «Зов Ктулху» в «Детях ночи», то Смит ссылался на Лавкрафта в «Охотниках из преисподней» (Strange Tales, октябрь 1932) – рассказе о безумном художнике, вдохновленном, вероятно, «Моделью Пикмана». (Лавкрафт уже ссылался на Смита в «Хребтах безумия», назвав его «Кларкаш-Тоном».) Большинство заимствований Смита из творчества Лавкрафта появляются в рассказах из цикла о Гиперборее.

Август Дерлет тоже не сидел без дела. Уже в 1931 году он решил дать название этой формирующейся псевдомифологии и почему-то предложил «Мифологию Хастура». Хастур встречается лишь в одном отрывке из «Шепчущего во тьме» (и по тексту даже непонятно, является ли Хастур существом, как у придумавшего его Амброза Бирса, или названием местности, как у Роберта У. Чэмберса, который позаимствовал это слово у Бирса), однако Дерлету, как станет ясно далее, очень уж приглянулся этот термин. Лавкрафт, никогда не задумывавшийся о специальном именовании для своей псевдомифологии (временами он легкомысленно называл ее «Аркхэмским циклом» или «Йог-Сототством»), аккуратно отклонил идею:

«„Мифология Хастура“ – неплохой вариант для моего Ктулхизма и Йог-Сототства, хотя на самом деле, изобретая эту мешанину из теогонии (или, может быть, демоногонии), я вдохновлялся примером Мэкена, Дансени и других, а не Бирса и Чэмберса. Правда, раз уж на то пошло,