Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему? – удивился Омельченко.
– А как ты сам думаешь?
– Элементарно, – вмешался Пугачев. – Чтобы не спугнуть.
– Сейчас Дед со следователем копают насчет яда – где и как? Кое-что вроде прорисовывается.
– Вы сказали, что Дед еще что-то вычислил.
– Это мы с ним вместе. Сначала чисто логическим путем. Все сходится на одном человеке.
– Вот! А я что говорил! – на этот раз вскочил и Пугачев. – Помните, что я вам говорил? Один, гад, один! Без вариантов. Вы сказали, что нашли доказательство. Какое?
– Насчет того, почему Григорий Жгун, то есть Башка, шел именно сюда.
– Так это же самое главное! – закричал Пугачев и что было сил грохнул кулаком по столу. – Стоп! Стоп! За это надо выпить. А потом все подробности и по порядку.
Остатки спирта из фляжки Омельченко перекочевали в кружки.
– За погоду, – сказал Арсений. – Как бы она не спутала все наши планы.
* * *
Все мы, кроме Арсения, остаток ночи спали как убитые. А он, кажется, не спал совсем. Довольно поздно я проснулся от осторожного скрипа отворяемой двери. Спросонья мне показалось, что вошло сразу несколько человек. Вошли только двое – Птицын и Арсений. Третьим оказался бесшумно возникший из темноты Пугачев. Разглядев вошедших, он снова отступил в темноту и опустил карабин. Света из крошечного окошка и полузакопченного фонаря едва хватало на тусклый полумрак, и Птицын с Арсением, войдя в него из снежной круговерти ненастного утра, не сразу разглядели укрытого с головой Омельченко, меня, полусонно приподнявшегося на нарах, и почти неразличимого в углу Пугачева.
– Будим? – шепотом спросил Птицын, стряхивая снег с большой лохматой шапки, памятной мне со времени наших с ним метаний по заносимому снегом поселку в поисках Ирины. Собственно, по этой шапке я его и узнал, хотя его появление утром, да еще в такую погоду, казалось бы, совершенно исключалось. «Сумасшедший! – подумал я, окончательно просыпаясь. – Недаром Арсений про него легенды рассказывал. Но ведь просто так жизнью не рискуют. Значит, что-то случилось».
– Подъем, мужики! – как-то очень буднично сказал Арсений. – Он уже три дня на Старом прииске. Не исключено, что с часу на час будет здесь.
– Кто? – сорвалось у меня с языка, хотя я сразу понял, о ком речь.
– Дед Пихто, – раздраженно буркнул Пугачев. – Надо моих срочно подтягивать. Где их черти носят?
– На прииск он заранее своих людей отправил. Повод: «для сбережения государственного достояния», – прорезался наконец Птицын. – Хорошо, что запуржило, а то бы уже здесь были.
– Ты-то как добрался? – высунул из мешка голову Омельченко. – По воздуху, что ль, летел? Мы тебя раньше вечера не ждали. А если запуржило, вовсе непонятное дело. Лично я при таком раскладе с Боженькой бы на десять рядов посоветовался. Да и то…
– Потом расскажу, – отмахнулся Птицын. – Чайку бы сейчас горячего.
– Может, покрепче чего? – предложил Омельченко, окончательно выпрастываясь из спальника. – Представляю, как ты сопли на кулак наматывал по такой погодке. «Фактор повышенного риска», как Дед иногда высказывается. Я ночью по нужде выскочил, в двух шагах заблудился. По радару, что ль, шел?
– По звуку, – отмахнулся Птицын, присаживаясь рядом со мной на нары.
– Интересно, – заинтересовался Омельченко. – Поделись, если не жалко.
– На твой храп держал. По ветру очень даже далеко слыхать.
Птицын скрюченными, все еще не отошедшими от холода пальцами полез в какой-то дальний внутренний карман, вытащил сложенные вчетверо тетрадные листки и протянул мне.
– Держи. Будет время – прочитаешь. Потом, не сейчас.
– Не всякий спит, кто храпит, – обиженно проворчал Омельченко. – Я тебя жалеючи вопросы задаю, а ты топорщишься как та росомаха.
– Кстати, насчет росомахи, – неожиданно вмешался Арсений. – Не встречалась случайно?
– И случайно, и не случайно, – пробормотал я, не отводя глаз от переданных мне тетрадных листков.
– Не понял, – переспросил Арсений, снимая с печурки закипевший чайник.
– Сдохнуть, Палыч, в скором времени обещалась твоя росомаха. Лично наблюдали, – объяснил Омельченко.
– Жалко, – заметно огорчился Арсений.
– Нашел, кого жалеть, – хмыкнул Омельченко.
– Предсказание было, – объяснил Арсений свою реакцию. – Умрет или уйдет росомаха – к большой беде. Она вроде как хозяйка здешняя. Дух окружающего пространства. А когда хозяева исчезают, что-то обязательно рушится и тоже исчезает.
– Ерунда, – неожиданно для самого себя возразил я. – Никакая она не хозяйка. Старая, седая. Глухаря у меня сперла. Жила тут под нарами, пока мы не появились. Если бы не она…
Я замолчал, догадываясь, что продолжать, наверное, не стоит.
– Вот что, друзья! – неожиданно громко вмешался в наш разговор Пугачев. – В свете новой информации принимаю командование на себя. Если не принять немедленные меры, положение может сложиться критическое. Предварительно мы с вами расставили точки, как и что. Теперь надо действовать. Не отвлекаясь на личные обстоятельства и желания.
Он подошел к столу, погасил фонарь и повернулся к Птицыну.
– Ты уверен, что они идут сюда?
– Не уверен, но сведения имеют место быть.
– Тогда давайте прикинем, – Пугачев жестом остановил дернувшегося было Омельченко, явно хотевшего что-то сказать. – Мои сотрудники (их, к сведению тех, кто не в курсе, двое, плюс всем известный Кошкин) пока в непонятном отсутствии. Что меня не просто настораживает, но и серьезно беспокоит. Три моих ракеты, которых они не могли не видеть. Одна за одной. А если видели, обязаны явиться в кратчайший срок. Как видите, результатов – ноу. Получается, весь наш реальный наличный состав находится сейчас здесь. Сколько у противоположной стороны – неизвестно. Надо быть готовыми ко всему. Каким временем мы располагаем до их возможного появления, тоже неизвестно. Это минус. Но мы предупреждены. Это плюс. Еще один большой плюс – умение каждого из нас ориентироваться в экстремальной ситуации, четкое осознание непростой окружающей среды и, надеюсь, вполне профессиональное владение имеющимся оружием. Поэтому при полном спокойствии удваиваем осторожность, готовность и остаемся на месте. Если мои ребята все-таки объявятся, результат обещает быть положительным. У кого есть предложения, излагайте.
– Что, так и будем сидеть-дожидаться, когда жареный петух клюнет? – не согласился Омельченко.
– Будут другие