имела против склеенных чашек. Локон полагала, что сколы, забоины и даже трещины делают чашку только интереснее, помогают ей обрести историю. И история чашки с бабочкой грела капитану душу.

Прибыли начальник порта и инспектор. Салэй вручила им самую настоящую королевскую жалованную грамоту, во всех подробностях описывающую важность судна. В одиночку остановив Колдунью, Локон и команда получили в награду не только высочайшее помилование. Грамота свидетельствовала еще и об исключительном праве на пользование торговыми путями через Багряное и Полуночное моря. Эти пути открывали новые возможности торговли с далекими, еще совсем недавно недостижимыми морями. Можно было не сомневаться, что каждый матрос этого корабля в обозримом будущем фантастически разбогатеет. (А ведь когда я познакомился с ними, все они были простыми Дугами!)

Король, разумеется, утверждал, что он с самого начала верил, что все произойдет именно так, как произошло. С первого дня верил и в Чарли, и в его избранницу. Вам это может показаться лицемерием, однако мы предпочитаем называть это политикой.

Между тем, пока начальник порта и инспектор, не веря глазам, в очередной раз перечитывали жалованную грамоту, на палубе наконец-то появился Чарли.

Полностью в человеческом обличье.

Проклятие гласило, что Чарли получит свободу при условии, что доставит свою возлюбленную в башню к Колдунье и та ее зачарует. Я изменил проклятие. Теперь оно гласило, что Чарли получит свободу при условии, что доставит свою возлюбленную домой, сочинит для нее поэму, и та ее очарует. И поэма должна быть добротной, без неточных рифм.

Чарли попросил Локон оставить его в каюте одного, чтобы он мог дописать поэму и превратиться в человека. (Ведь того, кто искренне любит, очарует все, что сделано для него с теплом и любовью. Считайте условие выполненным.) И вот наконец он стоит перед невестой, протягивает рукопись и глупо ухмыляется.

Локон любила эту глупую ухмылку.

Не могу не обратить ваше внимание на то, что из одежды на нем была только крохотная пиратская треуголка.

– Дорогой… – шепнула Локон, наклоняясь к уху Чарли. – Одежда… Люди носят одежду.

– Похоже, к этому нужно будет снова привыкнуть, – сказал Чарли, оглядывая себя. – Гм… Прошу прощения!

Локон и Чарли не расстались, хоть и оба за время своих странствований изменились. Разумеется, каждый по-своему. Это ничуть не помешало их союзу, а, напротив, укрепило его. Локон и Чарли стали половинками одного целого.

Локон решила остаться капитаном и главным споровщиком, а Чарли обнаружил в себе яркий талант камердинера. Кроме того, он стал вполне сносным хранителем корабельных историй и музыкантом.

Я дал Чарли несколько полезных советов, и его творчество пошло в гору, – по крайней мере, теперь у меня не сводило от него скулы. Скажу по секрету, что вы тоже отнюдь не бездарность. Те, кто утверждает обратное, пытаются вас принизить и самоутвердиться за ваш счет. Не верьте таким людям. Они понимают, что принять вас в ином статусе просто не смогут.

Экипаж, обрадованный увольнением на берег (хоть и на берег Скалы), покидал корабль. Борт оставили все, за исключением Лаггарта, который попал в карцер за драку в портовой таверне, учиненную во время предыдущей стоянки.

Вероятно, вы обрадуетесь, узнав, что Лаггарт начал меняться в лучшую сторону. Я могу утверждать это с уверенностью, потому что приглядывал за командой Локон еще немало лет. Он уже меньше походил на прежнего сварливого брюзгу, в отличие от своих родственников, влачивших подобное существование до гробовой доски. В общем, он ступил на путь исправления, который обычно приводит… Ну, к чему-нибудь да приводит!

Пока Чарли одевался, Локон прочитала поэму, разрушившую его проклятие.

Извините, но пересказывать я не буду. Для Локон это личное.

Оторвав взгляд от бумаги, Локон кое-что заметила, и ее сердце преисполнилось радости. К причалу ковыляли родители, а следом плелся младший брат. Мать провела не одну бессонную ночь, высматривая на море корабль дочери. И даже когда Локон нашла возможность отправлять домой письма, мать так и не смогла поверить, что дочь может вернуться. Собственно, никто из семьи не верил, пока не увидел Локон воочию.

Локон спустилась на причал, а затем ступила на некогда привычную каменную твердь – черную и просоленную. Это место казалось ей теперь до боли чуждым. Как что-то может вызывать такие противоречивые чувства – быть и привычным, и чуждым?

Но когда спустилась семья, Локон нашла ее объятия восхитительно привычными и ни в коей мере не чуждыми.

Родственники принесли с собой багаж, ведь девушка приготовила для них каюту. Она хотела уже сопроводить их на борт, но тут появился герцог. Как всегда, его красная физиономия была хмурой. Локон решила, что сменить выражение лица герцог просто не способен. И если на все случаи жизни вам нужен целый арсенал улыбок, то хмуриться можно всегда одинаково.

– Это еще что такое?! – рявкнул герцог, хлопнув тыльной стороной кисти по королевской грамоте. – Ты хоть понимаешь, что натворила?

– Понимаю. Я спасла вашего сына. Настоящего сына, а не эту челюсть на ножках, со словарем в шесть слов.

– Я о том, какой вред ты нанесла моему острову! – воскликнул герцог, тыча пальцем в текст, написанный рукой самого короля. – Любой может покинуть его по собственному желанию! Ведь на нем не останется ни одной живой души!

– Читайте дальше. – Локон спокойно хлебнула чая.

Герцогу пришлось перечитать грамоту несколько раз, прежде чем до него дошло. Король обещал щедрое пособие каждому, кто проживет и проработает на Скале двадцать лет. А это означало (при условии, если вам, конечно же, посчастливится найти на Пике Диггена работу), что на пенсию вы отправитесь с капиталом более чем солидным для достойной старости.

Но имейте в виду, в наши дни устроиться на Скале очень трудно. Никто не хочет уезжать. Пиво великолепное, компания неплохая, а заработок… Заработок компенсирует все остальное.

Локон вернулась на палубу своего корабля и встретила Чарли, который уже успел одеться. Она кивнула на причал и спросила:

– Хочешь поздороваться с отцом?

– Нет уж, спасибо, – сказал Чарли. – Ты передала ему письмо от матери?

(Следует отметить, что герцогиня покинула остров и, что еще более важно, покинула мужа несколько месяцев тому назад. Оказывается, обречь единственного сына на верную погибель – не лучший путь к сохранению счастливого брака.)

– Письмо в стопке, – сказала Локон. – Герцог найдет его, если не поленится читать дальше… О, смотри! Он снова хмурится.

– Так ему легче жить, – сказал Чарли. – Удобно, когда нужно держать всего лишь одну кислую мину.

Чарли приобнял Локон и положил голову ей на плечо.

– Я буду скучать по моей шерстке. Ужасно непривычно. Хотя уверен, преимущества человеческой