Сильвера склонил голову и начал молиться вслух, прося Бога направлять шаги Палатазина и оберегать его от опасности. Однако, пока он читал молитву, его передернуло изнутри. Казалось, душа съежилась и скоро от нее совсем ничего не останется. Внезапно он вспомнил самого себя много лет назад – желторотого юнца в изоляторе для пьяных полицейского участка в Пуэрто-Гранде, тесной камере с непристойными рисунками на стенах и лужами мочи на полу. Его вместе с двумя приятелями, мертвецки пьяными от текилы, бросили туда после драки с какими-то матросами в клубе «Мореход» в гавани. Матросов отправили в больницу.

Но с ними был еще один человек, старик в рваной, грязной одежде, со струпьями по всему лицу. Он простонал почти всю ночь, извиваясь и ворочаясь на своей койке, словно отбиваясь от кого-то, кто пришел в камеру задушить его. Под утро Сильвера, дерзкий подросток со следами иглы на руках и жаждой насилия, понял, что старик умирает. Он сидел на полу, с почерневшим распухшим глазом и выбитыми зубами, и смотрел, как старик борется со смертью. Это была храбрая борьба, но с ужасным неравенством сил. Сильвера невольно задумался, где побывал этот старик, что он повидал в мире, кого любил и чем занимался.

В другом конце камеры спали приятели Сильверы, всхрапывая, как молодые быки. Он подобрался ближе к койке, прислушиваясь к хриплому бормотанию старика, словно это была радиопередача из другого мира:

– …он понимал, что должен заплатить мне эти деньги, полностью, как я просил… что мне было делать?.. конечно, конечно, амиго, мы с тобой разорвем этот порт в клочья… теперь эта Жизель стала обычной драной сучкой, так что забери себе свои деньги и порадуй себя, как только можешь… как только можешь… ох-х-х, черт, эта дрянь сейчас тебе башку отхреначит… сказал, что я хочу убить эту срань… дельфины, мне нравится смотреть на дельфинов, когда они взлетают над водой… якорь совсем хреновый, не держит лодку… СЛЕДИ ЗА КАНАТОМ, ЧТОБ ТЕБЯ!.. еще стаканчик, амиго, это все, что я прошу…

Перед самым рассветом старик открыл глаза, повернул голову к мальчишке, сидевшему рядом с ним. Он долго разглядывал Сильверу заплывшими от виски щелочками глаз, то и дело срываясь в жестокий кашель, оставлявший кровавую пену на губах. Вдруг старик потянулся к нему и схватил за руку сухой, четырехпалой клешней.

– Падре, – прошептал старик. – Помоги мне… облегчи мою душу… пожалуйста.

– Я… я не священник, – сказал Сильвера, но хватка стала еще крепче.

– Падре… Я грешник… Я не хочу умирать!

Слезы выскользнули из одного глаза и потекли тонкой струйкой между складками старческого лица.

– Помоги мне…

– Как? Я не могу… ничего сделать.

– Нет, ты можешь. Можешь. Скажи мне… какие-нибудь добрые слова.

Старик так крепко сжимал руку Сильверы, что пальцы затрещали. Глаза его блестели, но искра жизни в них быстро угасала.

– Пожалуйста, – прошептал он.

«Чтобы я молился Богу? – спросил сам себя мальчишка. – Черт, да это просто смешно! Чтобы я стоял на коленях, как последний батрак, кривлялся и хныкал?»

Но этот старикан был при смерти, умирал прямо на глазах у Сильверы, так что, может быть, он должен хотя бы попытаться? Но как это делается? Что нужно говорить?

– Э-э… Бог, – тихо проговорил он. – Этот человек… э-э-э… как твое имя?

– «Звезда залива», – прошептал старик. – Плавал на «Звезде залива»…

– Э-э, ага. Бог, этот человек плавал на «Звезде залива», и я… думаю, он был неплохой человек.

Костяшки его пальцев затрещали под нажимом руки старика.

– Я ничего о нем не знаю, но он… очень болен и хочет, чтобы я замолвил за него пару слов. Не знаю, правильно ли я все делаю или нет и можешь ли Ты услышать меня. Этот человек и вправду очень плох, и я думаю, что он… ох-х-х, это паршивое место для любого человека. Это паршивое место для смерти, Бог. Какого черта я разговариваю с самим собой?

– Продолжай… – настаивал старик. – Пожалуйста, падре.

– Говорю тебе, никакой я, на хрен, не священник! – отрезал Сильвера, хотя и понимал, что старик его не слышал, а только улыбался и бормотал что-то вроде молитвы, снова и снова. – Ну ладно, – продолжил Сильвера, уставившись в потолок. – Бог, если этот человек должен умереть здесь, сделай так, чтобы его смерть была легкой. То есть сделай так, чтобы он не мучился, хорошо? Просто… пусть он умрет спокойно.

Он посмотрел на старика:

– Это все. Я не знаю, что еще сказать.

Старик молчал.

В дальнем углу камеры Чико, приятель Сильверы, поднял голову:

– Эй, Рамон! С кем ты там разговариваешь, чувак?

Отец Сильвера закончился молиться за Палатазина и перекрестился.

– Надеюсь, что вы ошибаетесь, – сказал он. – Но если нет, да пребудет с вами Бог.

– И с вами, – тихо ответил Палатазин.

Он встал, открыл священнику дверь и долго смотрел, как тот идет к своему «рамблеру». Сильвера не оглянулся, но Палатазин заметил, что священник дрожит. Порывы ветра трепали полы его одежды. Небо выглядело странно и грозило вот-вот разразиться бурей. Палатазин никогда не видел такого неба над Эл-Эй.

Ветер едва не сбивал Сильверу с ног. По лицу хлестал колючий песок, и, садясь в машину, он заметил песчаные наносы в нижней части лобового стекла. Священник повернул ключ зажигания и уехал, терзаемый чувством стыда.

Палатазин закрыл дверь.

– Мне пора уходить. Мисс Кларк, – сказал он, обернувшись к Гейл, – вы напишете статью для меня?

– Да, – ответила она, поднимаясь с дивана. – Но я бы хотела пойти с вами.

– Почему? – спросил он. – Раз уж отец Сильвера не пошел, почему вы должны это делать?

– Скажем так… сочетание профессиональных и личных интересов, и хватит об этом.

– Нет, – внезапно возразила Джо, – если кто-то и пойдет с тобой, то это буду я.

– Ты останешься здесь, – сказал он и взглянул на часы. – Уже почти четыре. Нам нужно спешить, мисс Кларк. Ваш друг не рассказывал, как он добрался до замка Кронстина?

– Не совсем, но, помнится, он что-то говорил про Аутпост-драйв.

– Мы не можем потратить на поиски дороги больше часа, – хмуро заметил Палатазин. – Если мы не будем на месте до захода солнца…

– Ты что, не слышал меня? – вмешалась Джо. – Я сказала, что пойду с тобой. Что бы с тобой ни случилось, то же будет и со мной…

– Не говори ерунду, Джо!

– Ерунду? Я не останусь одна в этом доме! Если ты хочешь поспорить и напрасно потратить время, меня это тоже устраивает.

Она смотрела на него с вызовом и непреклонностью.

Палатазин выдержал взгляд жены, а потом прикоснулся к ее руке.

– Цыганка! – с притворной