Первый лейтенант Рейнхард фон Гельм был немцем из Чарльстона, лет на восемь или девять старше Чарльза. Это был невысокий, худощавый человек, почти лысый – на его голове осталась лишь жидкая бахрома темных волос. Его искусственные зубы были дурно подогнаны. Чарльз уже по крайней мере дважды замечал за ним довольно странное поведение. Ни с того ни с сего немец вдруг замирал примерно на полминуты, уставившись в одну точку, а потом резко бросался в сторону, как испуганный кролик.

Фон Гельм сообщил, что оставил адвокатскую практику, когда началась мобилизация. Это, а также имена известных чарльстонцев, небрежно произнесенные им в разговоре, произвело впечатление на Вандерлея. Молоденький лейтенант и фон Гельм подружились с первого же дня.

На Новый год один офицер из другого отряда, Честер Мур, пригласил Чарльза к себе выпить и, будучи сам уроженцем Чарльстона, порассказал кое-что о новом лейтенанте.

– Да, он был адвокатом, только вполне заурядным. Вот его отец действительно имел успешную практику, открыл свое дело вместе с тремя партнерами. Он и заставил их взять его сыночка в контору, и это было серьезной ошибкой. Отцовские деньги и вся эта великосветская жизнь погубили его. Так бывает. Когда он писал краткое изложение дела или даже изредка выступал в суде по какому-нибудь несложному разбирательству, он обычно бывал пьян. И как только его отец сошел в могилу, партнеры указали Гельму на дверь. Больше его никто взять не пожелал. Даже твой родственник Хантун отказал ему в поддержке. Только полученное наследство помогло ему выжить. Это совершенно никчемный человек, Чарльз. И что еще хуже – он сам это понимает. А неудачники часто бывают весьма мстительны. Так что будь с ним начеку.

И наконец, личной причиной, побудившей Кэлбрайта Батлера отправить к Стюарту именно Чарльза, было душевное состояние капитана. С самого Рождества Чарльз был мрачен и удручен, и Батлер не мог этого не заметить. Однако даже короткое пребывание в известном своим весельем лагере Стюарта не слишком развеяло тоску Чарльза, хотя он был принят лично бригадным генералом, а также вместе с обоими лейтенантами получил сердечное приглашение на офицерскую пирушку. Там Чарльз и узнал, что знаменитые Черные всадники Четвертого Виргинского теперь скачут на лошадях всех мастей.

Южнокаролинцы не знали недостатка в представительницах прекрасного пола, которые вертелись возле лагеря практически круглые сутки, прослышав о часто проводимых здесь вечеринках и веселом нраве генерала, большого любителя женщин. С одной из таких дам познакомили и Чарльза. Это была мисс Белле Эймс из Фронт-Ройал, и, поскольку воздержание его длилось уже чересчур долго, он договорился с ней о свидании в ближайшей гостинице, где мисс Эймс и осталась на всю ночь.

Мисс Эймс забыла спрятать свое письменное свидетельство, которое получали только самые хорошенькие из женщин. В этом документе их именовали почетными адъютантшами генерала Стюарта, причем каждый был заверен его подписью и личной восковой печатью. После того как Чарльз и мисс Эймс дважды занялись любовью – темпераментно, хотя и довольно равнодушно, – они обнаружили смятое свидетельство прямо под ее худосочными ягодицами. Чарльз засмеялся, а она рассердилась. Мисс Эймс так и не узнала, что ее любовник в самый разгар их утех с изумлением и даже страхом вдруг увидел перед собой лицо Гус Барклай.

– Сэр, хотите, чтобы я вернулся и посмотрел получше? – спросил разведчик.

– Зачем? – Фон Гельм втиснулся между ними на лошади. – Наверняка там наши ребята, кто же еще?

Чарльз вдруг почувствовал страшную усталость.

– Вы так уверены в этом, лейтенант? – спросил он.

Странно пустые глаза фон Гельма смотрели куда-то ему за спину.

– Конечно. А вы нет? – Вопрос предполагал глупость со стороны Чарльза. – Лучше всего их окликнуть, чтобы они не подстрелили нас по ошибке. Я сейчас.

– Постойте, – сказал Чарльз, но фон Гельм уже помчался в туман.

– Носится прямо как Стюарт, да? – с восхищением произнес Вандерлей.

Чарльз не успел высказать свое нелицеприятное мнение. Голос фон Гельма донесся до них из белого марева, скрывающего рельсы. Другие голоса, совсем не похожие на голоса южан, откликнулись на его зов, перебивая друг друга так, что их почти невозможно было понять.

– Кто там? Бунтовщик?

– Наверняка бунтовщик. Сам разве не слышишь?

– Эй, сколько у тебя черных жен?

А потом раздались выстрелы. Чарльз выхватил свой карабин, не отказав себе в удовольствии смачно выругаться.

– Рысью… вперед! – скомандовал он.

Он поехал первым, пригибаясь и отворачивая коня от низко нависающих веток. За его спиной пронзительно закричал Вандерлей – то ли от восторга, то ли от страха, пытаясь так снять напряжение. Просвистевшая рядом пуля срезала ветку, и та едва не угодила Чарльзу в глаз, еще больше закрыв обзор впереди. Вдруг он услышал, как выстрелил фон Гельм, и, смертельно рискуя, рванул через туман, чтобы спасти безмозглого лейтенанта.

– Галопом… аа-арш! – В бою нюансы произношения были не важны.

Бедовый чутко откликнулся на легкое прикосновение шпор и сжатых коленей всадника и помчался вперед. Чарльз слышал, как ругается фон Гельм, вероятно пытаясь перезарядить винтовку. Чертов болван, подумал Чарльз. Хэмптон никогда бы не стал ввязываться в драку, не зная сил противника…

Он наклонился, нырнув под ветку, пронесшуюся над головой. Впереди, в молоке сплошного тумана, мелькнуло что-то красное. Потом раздались выстрелы – какие-то уж слишком частые. Если только они не наткнулись на гораздо больший отряд, чем предполагал Вулнер, кто-то из янки стрелял почти без остановок.

Задумавшись, Чарльз потерял бдительность и не заметил лежащий впереди огромный поваленный вяз. Поскольку он скакал первым и быстрым галопом, сворачивать уже было поздно. Разведчик скакал сразу за ним, держа поводья в зубах, а в каждой руке по револьверу.

– Вулнер, влево! – крикнул Чарльз. – Впереди дерево!

Он был уже возле препятствия, и ни один учебник по преодолению канав и заборов не мог бы ему помочь. Оставалось полагаться только на инстинкт и верность серого. Чарльз напружинился в седле и слегка шевельнул поводьями.

«Черт, да этот ствол добрых пять футов толщиной…» – с ужасом подумал он.

Когда Бедовый собрался прыгнуть, Чарльз вытянулся вперед, приподнялся в стременах, и в следующую секунду человек и конь как единое целое плавно поднялись в воздух, всколыхнув клочья тумана. И в самой верхней точке дуги сердце Чарльза едва не разорвалось от любви. Он скакал на самом храбром и самом сильном коне в мире.

С глухим стуком копыта ударили о землю так, что у Чарльза даже лязгнули зубы. Радостный возглас Вулнера означал то, что он услышал предупреждение командира и вовремя обошел препятствие. А вот Вандерлей, как никудышный ездок, придержал коня слишком поздно, перед самым стволом, и вылетел из седла вперед головой. Двое испуганных рядовых просто проскакали мимо, разъехавшись в разные стороны.