Впервые за этот безумный день Марина улыбнулась. Какаяудача, какая необыкновенная удача, что ей попался конь Десмонда, известныйсвоей прытью! Теперь Десмонду нипочем ее не догнать. На всякий случай она непожалела минуты, чтобы отыскать своего гнедого и, отвязав его от дерева,повести за собой в поводу. Ну вот, дело и слажено. Теперь у Десмонда, Джаспераи Флоры с Аланом «на все про все» – та заморенная клячонка, на которой Флорастоль неудачно пыталась удариться в бега. Может быть, она и довезет всюкомпанию до деревни, но не раньше чем к полуночи. И за это еще надо будетспасибочки сказать! Так что у Марины никаких помех, чтобы добраться до замка,забрать кое-какие вещи, которые она сможет продать, чтобы оплатитьдорогу, – и убраться восвояси. Десмонд вместе с нарядами щедро накупил ейхорошеньких безделушек, может быть, и не имеющих баснословной цены, однако жедостаточно дорогих, чтобы собрать за них сумму не самую маленькую. И ежели онвсе это ей подарил, стало быть, она вправе и продать подаренное. Надо полагать,он не сочтет это воровством. Впрочем, когда Десмонд обнаружит ее бегство, будетуже поздно! В конце концов, он ведь не сможет выпрячь лошадь из телеги Флоры,предоставив раненого, беспомощную женщину и малое дитя прихотям судьбы.Все-таки он не подлец, чего нет, того нет.

И Марина с тоской поняла, что жалеет об этом… безумно,мучительно жалеет о том, что нет, не выпряжет Десмонд эту лошаденку, невоспользуется последним оставшимся у него шансом догнать свою беглянку жену, спастито, что еще тлело, трепетало меж ними, оживить умирающее, содеять невозможное.

Нет! Не сделает он этого, с холодной ясностью призналасьсебе Марина – и наконец-то дала волю слезам… последним своим слезам о Десмонде.

Когда Марина подняла наконец исплаканные, измученные глаза,ей почудилось, будто едет она уже столь бесконечно долго, что перешла некуюгрань, отделяющую ее от дня нынешнего, и очутилась не то в завтра, не то вовчера, а может быть, вовсе выбилась из течения времени и оказалась в некоеммире постоянной печали, откуда ей теперь нет возврата… нет возврата!

Ветки уныло, тревожно перестукивались над головой, словнопугая, а может, пытаясь предупредить о чем-то. В полях выл и стонал ветер; рекався потемнела, ревела зверем, бешено била темной волной в берега. Небоналивалось ночью и непогодою.

Вечерний ветер донес до Марины запах дыма, и онавстрепенулась. Остро захотелось есть. У нее с полудня маковой росинки во рту небыло! Сейчас уже глубокая ночь, едва ли она дозовется кого-то из слуг, чтобыподали ужин. Придется, пожалуй, самой пойти на кухню и попытаться тамчто-нибудь отыскать.

Марина едва не хлопнула себя ладонью по лбу. Она ведьнапрочь забыла о своем положении преступницы! Ни разу не вспомнила, что, едваона ступит на порог замка, ее могут снова посадить под замок, а то схватить иотправить прямиком в приказную избу, или как это здесь называется? В тюрьму,словом. Пусть Хьюго и Линкс признались в преступлениях, но это было где? Влесу, и люди, слышавшие эти позорные, хвастливые признания, тоже остались влесу. Обелить Марину в замке некому, ибо она старательно позаботилась о том,чтобы Десмонд не скоро сюда попал. И, стало быть, весь Маккол-кастл враспоряжении Джессики.

Вот странно! За все время пути она ни разу не вспомнила оДжессике. Бог весть почему укоренилось в ее мыслях убеждение, что сия опасная,словно змея, особа сбежала из замка. Казалось, Десмонд не может быть так глуп,чтобы отправиться невесть куда, оставив тылы свои открытыми неприятелю. Но богего знает, Десмонда, ведь он так охотно верил во все гнусности, возводимыеДжессикой на Марину, что, может быть, и по сю пору не избавился от остатковпрежнего доверия к ней… Нет, лучше перестать думать обо всех этих макколовскихделах, иначе из них никогда не выберешься, не перестанешь перебиратьбесконечные «если бы» да «кабы» и размышлять, что могло быть, как сложилось бывсе в их с Десмондом жизни. Все равно, твердо знала Марина, ей не было бы взамке счастья, поскольку не живет оно в подобном месте. Оно улыбается – времяот времени… разве что тем улыбается, кто здесь родился и вырос, кто принадлежитзамку всецело.

Темная громада, увенчанная двумя башнями, смутно проступилана фоне мутных туч, затянувших небо, и Марина вдруг почувствовала острейшеежелание очутиться как можно дальше отсюда. Зачем она здесь, зачем сновасобирается войти в сие людоедское логово? Ах да… У нее нет ни ковра-самолета,ни сапог-скороходов, да и летать она еще не научилась у ветра и у птиц – нужныденьги, чтобы добраться до дому. «Ничего. Через час меня уже здесь небудет», – пыталась уговорить себя Марина, однако, против воли, противразума, страх леденил ее душу и сковывал ноги, принуждая минуту за минутойстоять, вцепившись в серый гранитный столб ворот.

Наконец она решилась. Хлопнула Блэкки по крупу, и тотрадостно зарысил в конюшню. Привязывая гнедого к коновязи, Марина шепотомпообещала, что завтра поутру у него будет вволю и зерна, и отдыха. А вот ночьюпридется потрудиться. Ночь покровительствует беглым, а кто теперь Марина, какне жалкая иностранка, со всех ног удирающая из мрачного Маккол-кастл, в которомне призраки и не привидения прошлого витают, а тени будущих, еще не свершенныхзлодейств.

Набравшись храбрости, она наконец ступила во двор,напряженно вглядываясь в два-три светящихся окошка и пытаясь определить, ктоеще не спит. Одна башня была темна, а в другой виднелся свет. Джаспер никак, нуникак не мог засветить огонь, а в той башне жили только он и Джессика. Значит,Джессика еще в замке, но, пока она сидит в своей комнате, угрозы от нееникакой. Марине остро захотелось внезапно появиться на ее пороге (желательнопрежде надев тот наряд леди Элинор, который небось все еще валяется за шкафом!)и замогильным голосом объявить Джессике, какая она греховодница, ежелизамышляет брак с собственным братом, а потом сообщить, что все ее замыслытеперь рухнули. Джессика ведь еще не знает, что Хьюго и Линкс во всемпризнались!

Но тут же Марина окоротила себя. Знает, не знает – теперьдело Десмонда разбираться со своей единокровной сестрицей и ее шалостями. А ее,Марины, дело – оказаться отсюда подальше. Гнетущее чувство собственнойникомуненужности придавило ее с такой силой, что слезы навернулись на глаза, ноМарина отогнала их и крадучись вошла в дом. Как она и ожидала, двери еще незаложили на ночь (хозяин-то пока не вернулся!), а ночной лакей сладкопохрапывал на своем стуле.

На кухне Марине повезло не слишком: пошарив, она нашлатолько немного неубранного хлеба да сыру, но и за это стоило благодаритьрассеянных кухарок. Хватило и поесть, и с собой прихватить на дорогу. Маринапоискала, во что налить воды, но под руку попалась только малая глинянаябутылочка. Ладно, спасибо и на том.

Теперь со всеми этими богатствами следовало добраться досвоей комнаты. А вдруг там поставлена стража? А вдруг там до сих пор валяетсяСименс?