Она была уверена, что у нее все четко схвачено. Могла предсказать любое движение Рикке. Знала, что та слишком мягка, слишком доверчива. Но теперь в ней не было ничего мягкого – широкая ухмылка, забрызганная Стуровой кровью, единственный глаз пучится с татуированного лица, уставясь на Корлет. Она глазела на нее и улыбалась, опустив руку с окровавленным ножом, и Коул Трясучка, огромный и кряжистый, маячил рядом… У Корлет появилось нехорошее чувство в животе, не имевшее ничего общего с месячными.

Стрелы летели теперь в обратном направлении, и некоторые из них были зажжены. Они принялись сыпаться на город, грохоча о шиферные крыши. Корлет пригнулась, вовсе не желая быть подстреленной. Кажется, откуда-то запахло дымом. Повсюду слышались крики, паника царила везде. Кроме крыши надвратной башни, где они стояли. Кроме лица Рикке.

– У твоей бабушки много посетителей, – сказала она.

– Что?

– Изерн-и-Фейл ужасно недоверчива. Может быть, так бывает со всеми, у кого отец безумец, а роль матери исполняет луна. Она с самого начала была против тебя. Поэтому она подослала людей следить за твоей бабушкой. Пф-ф! – Рикке надула щеки. – В этом доме столько народу, словно это какой-то бордель.

– Люди приходят к ней за советом. – Корлет пыталась говорить спокойно, что было непросто посреди закипающей битвы. – Они питают к ней глубокое уважение…

– Особенно те трое братьев. Они получают от нее уйму советов!

– Раз в неделю, – добавил Трясучка, хмуро взирая сверху на Корлет.

С волосами, завязанными сзади, так что его шрам был виден во всей своей красе, он выглядел монстром. Его металлический глаз сверкал на солнце, проглядывающем между облаков. Как она могла хотя бы наполовину привыкнуть к этому? Не в силах удержаться, Корлет зыркала глазами во все стороны. На крыше внезапно появилось слишком много суровых лиц, и учитывая, что битва разворачивалась в другой стороне, слишком многие из них были повернуты к ней.

– И ведь они пивовары, знаешь ли, эти братья, – продолжала Рикке, – так что они повсюду разъезжают на своих повозках. Есть одно место, где их эль особенно ценят.

– Керрагом, – буркнул Трясучка.

– Погоди-ка, погоди. – Рикке нахмурилась. – Кто-то из моих знакомых ведь живет в Керрагоме? Кажется, кто-то, чьего сына я только что убила. Имя вертится на языке…

– Черный Кальдер?

– Точно! – Татуированное лицо Рикке просияло. – Он самый!

Тело Корлет напряглось, чтобы бежать – но бежать было некуда. За стенами подносили и устанавливали лестницы. Она видела, как пара из них зацепились за парапет; люди на стене пытались столкнуть их обратно. Рикке продолжала болтать, словно никакой опасности не было:

– В последний раз, когда один из этих братьев двинулся в Керрагом, мы остановили его на полдороге. И странное дело – его бочонки все оказались пустыми!

– Большое разочарование, – проговорил Трясучка. – Если ты любишь эль.

– А кто же его не любит? Стало быть, он вез туда какой-то другой груз. Сперва он не хотел говорить какой. Но люди рассказывают Коулу Трясучке такие вещи, какие не рассказали бы даже своей мамочке. – Рикке любовно похлопала его по руке. – Должно быть, дело в том, что у него очень красивый металлический глаз.

Трясучка пожал плечами:

– А может, просто потому, что я продолжаю их кромсать, пока не расскажут.

– Ну да, может, и так… И знаешь, что за груз он вез?

Корлет облизнула губы. Ни о какой четкой схваченности не могло быть и речи – все разваливалось и распадалось на куски.

– Откуда мне знать? – прошептала она.

– Да потому, что ты же ему его и дала, глупышка!

Корлет почувствовала, как ее схватили сзади – и крепко. Знамя выпало из ее руки, загрохотав о камни. Она попыталась вырваться, скорее инстинктивно, чем по-настоящему, но один человек взял ее за левую руку, а другой за правую. А третий схватил за шею и приставил к горлу кинжал, и холодное прикосновение стали к коже заставило ее обмякнуть, словно тряпка.

– Секреты, – продолжала Рикке, подходя ближе. Зрачок ее магического глаза зиял бездной, зрачок второго был словно булавочный укол среди незрячей пелены. – Вот какой был у него груз. Что мы тут делаем, сколько у нас человек, кто с кем поссорился. Что я говорю, что думаю… или, во всяком случае, что я, по твоему мнению, думаю – а это, возможно, не совсем то же самое. Ты делилась всем этим со своей бабушкой, твоя бабушка делилась с братьями, а братья потом, не спеша, добирались до Керрагома на своей гребаной пустой повозке – и делились моими секретами с Черным Кальдером!

Во имя мертвых! Совсем недалеко от них, дальше вдоль стены несколько Кальдеровых людей уже добрались до верха! Там завязалась стычка, сверкали мечи. До падения города оставалось совсем недолго… Но слишком долго для Корлет, скорее всего.

Не было смысла дальше цепляться за ложь. Ее уже давно разоблачили.

– Послушай, – проговорила она нетвердым голосом, – я могу поговорить с Кальдером, после того, как все закончится… может быть, заключить какую-нибудь сделку…

– После того, как все закончится? – Рикке взглянула на нее так, словно это она окончательно потеряла рассудок. – С какой стати мне понадобится твоя помощь тогда? Когда все закончится, Кальдер сам придет умолять меня поговорить!

Корлет моргнула.

– Но ты не можешь победить!

– Я это уже слышала прежде, и не раз.

– У тебя слишком мало людей! Ты оттолкнула от себя всех своих друзей!

– Правда? – Рикке постучала пальцем по татуировке на своей щеке. – А может, я видела все заранее и все идет в точности так, как я хотела?

Корлет считала, что у нее все четко схвачено. Теперь схваченной оказалась она сама, и пути на свободу не было.

– Ты спятила, – прошептала она.

– И это я тоже слышала! Но сумасшедший – это просто тот, кто видит мир по-другому. Трясучка, как ты думаешь, не пора ли уже подудеть в этот твой рог?

Тот глянул на разворачивающуюся битву в точности так же, как бабушка Корлет глядела на кипящий на огне суп, решая, наступил ли нужный момент, чтобы кинуть в него морковку.

– И то правда, – сказал он. Одна выбившаяся прядка седых волос трепетала на его нахмуренном лбу. – Невежливо заставлять людей ждать.

И, поднеся рог к губам, он оглушительно затрубил.

* * *

– Что там происходит? – проворчал Черствый, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть из-за деревьев.

Однако, кроме самих деревьев, видно ничего не было. Может быть, проблеск дневного света где-то вдали, между стволов и листьев. Однако в том-то и заключалась вся идея – засесть в лесу настолько глубоко, чтобы их никто не увидел. А это по определению означало, что и сами они едва ли смогут многое рассмотреть.