– Я крещёный, девочка! Я тебя знаю! – продолжал причитать молодой парень, как одну и ту же молитву. Может быть он увидел её в какой-то далёкой общине, или услышал про неё от кого-нибудь из христиан.

– Прочти Отче наш, – попросила она.

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; Да приидет Царствие Твое… – зачастил парень взахлёб. Он вцепился в неё горящими глазами, как в единственное спасение.

– Откуда ты? – спросила она у старого Шатуна. Тот молчал. По виду вовсе не христианин, скорее тёмный Невегласе из дремучих лесов.

– Они меня в банду силком затащили, я не хотел, вместе с ними идти заставили! – начал вновь скулить парень. – Матушка, спаси меня! Забери от них, Матушка! Век помнить буду! Век буду за тебя Бога молить! Заступись за меня, защити от душегубов, нету на мне греха! Да, видит Бог, не грешил! Не грешил, не успел ещё! По весне меня взяли, одну только лопату и выдали. Трудник я, Матушка, работать приставленный человек!

Что спросить не приходило Жене на ум. Пленников надо было везти в Монастырь и в темницу. Но она чувствовала на себе взгляды Василия и Волкодавов, будто в эту минуту решалось, выживут ли бандиты вообще.

Сердце Жени заколотилось, от волнения она не сразу расслышала глубокое чужое дыхание над узниками. В воздухе за Шатунами проступил четвероногий призрак. Женя попятилась и бегло оглянулась на Волкодавов, но те не видели призрака. Он опустил изукрашенную горящими узорами морду к крестику в руке молодого бандита. Женя не знала, навредит ли ей привидение, но решилась и подошла взять крестик парня. Стоило ей коснуться креста, как немедля сгустилась красная темень: два старика лежали на пропитанной кровью дороге, пустые сумки вывернуты наизнанку и брошены в грязь. Их убили те самые руки, которые трогали крестик. Крик, причитания беззубой старухи, выломанная дверь на мороз: расправу видели глаза, что теперь с мольбой смотрели на Женю. Кровавые трещины озарили в темноте нечто живое – две маленькие фигурки, не то животные, не то бегущие вдалеке дети; стрельба и костры, слёзы девочки, вещи поднятые из могил. Всё это не просто видения, Женя дышала чужими ноздрями, смотрела чужими глазами, касалась чужими руками в каждую минуту злодейств, словно сама в них участвовала.

– Убийца, – шёпотом вырвалось у неё, и она отступила. Молодой Шатун спал с лица. Василий резкое её оттолкнул, передёрнул затвор и приставил автомат к лбу бандита. Шатун глядел лишь на неё.

– Девочка, на губи…

– За что ты их убил? – с трудом дышала она.

– Пули на такую мразь жалко… – прошипел Василий.

– Ну, стреляй! – вдруг истерично завопил парень. – Стреляй, падла! Слабо тебе? А я бы нажал! И белобрысой шалаве твоей башку снёс! Что ты зенки-то вылупила на меня, а?! Откормленная, холёная! Золотом своим подавитесь, жрите его вместо харчей! Я бы за глотку вас, своими руками, не то что из автомата! Кур-рва-а!

Лицо его покраснело от ярости, он подался вперёд, жилы выступили на шее.

– Жми на курок! Твою мать… да не убивай! Не убивайте меня! Не-ет!.. – вдруг уткнулся он головой в землю, завыл и задёргал плечами. – Я жить хочу! Не пожил! Пожалейте меня! Жизни мне, люди!

– Да вали ты его, на кого тут смотреть? – засмеялись поблизости Волкодавы. – Зря, ей Бо, притащили!

– А вон, пусть Женька скажет за что мне его щадить, – весело оглянулся Василий.

Женя содрогнулась. Охранники смотрели на неё, как один. Ей бы уйти с глаз долой, но тогда бы Шатуна тотчас застрелили. Она трудно дышала, к горлу подкатил ком. Она видела перед собой убийцу и помнила казни. Василий с насмешкой Ждал. Вместо того, чтоб сбежать, она подошла и опустилась перед грызущим кладбищенскую землю Шатуном на колени и подняла его за плечо. Волкодавы притихли.

– Каешься за грехи, которые совершил?

Шатун будто глотнул свежего воздуха и горячо заговорил.

– Каюсь, клянусь, присягаю! Изменюсь, замолю, только жизни мне дай! Я тебя сам за святую возьму, кого встречу – всем рассказывать буду!

– Вот сучье вымя… – выругался Василий.

– Есть мать у тебя? – не слушала тысяцкого Женя. Парень отчаянно закивал, но тут же осёкся и единожды мотнул головой.

– Померла с голоду... запасов до весны не хватило… брат у меня живой есть! – он тотчас встрепенулся, глаза заблестели надеждой. – Я к нему вернусь, он и примет! Отпустите меня, век за вас молить буду, люди!

– Чтобы ты нам потом, падаль, в спину стрелял? – выплюнул Василий. – Видели мы таких!

Женя по-прежнему держала Шатуна за плечо. Она старалась вызвать ту красную темень, которая показывала ей прошлое. Вот в слабом отблеске ей привиделся снег, путник с поднятыми руками – его грабили, и рука, которую Женя сжимала, целилась из оружия. Ладонь Жени соскользнула с плеча. Парень выискивал в ней глазами спасения, но увидел в её лице только скорое будущее. Бородатый Шатун, стоявший поблизости на коленях рядом, отодвинулся дальше. Волкодавы наблюдали со стороны. Егор не вытерпел первый.

– Василий, я с тебя в Обители спрошу! Убери оружие, быстро!

– А чего спрашивать? – ледяным тоном обронил он. – Пусть Женька скажет, есть за что Шатуна щадить или нет?

– Я... – начала было она, но голос подвёл. Пока она глубоко не смирилась, не нашла в себе истину – не договорила. – Уповаю на промысел Божий. За веру