– Ты что, в чаровницы заделался, чтобы судьбу мне пророчить? – поморщился Берислав. – Гляди же, как бы в Монастыре тебе свои сказки не сказывать. Тогда посмотрим, как долго «князем» меня прозовёшь или как пёс безродный облаешь.

– Мост! Мост, Берислав! – предупредил его ратник за пулемётом. Берислав развернулся на пассажирском сидении к лобовому окну и начал высматривать возле бревенчатого моста любое шевеление тени. Устроить засаду рядом с мостом оказалось не так уж и просто. И христиане, и всебожцы, не сговариваясь, вырубили по обеим берегам лес. Ровное место прижгли огнём, даже трава здесь высоко не отрастала. Любая машина ещё на подъезде к реке виднелась, как на ладони.

Пятнадцать метров от одного берега до другого по бревенчатому настилу и можно считать ты уже в Поднебесье.

«Да…» – сказал про себя Берислав, – «у моста они не поджидают и сразу после моста засады не сделают. А вот где-нибудь по дороге, когда к Чуди подъедем, расслабимся – подкараулят нас. Не под крестами своими пристрелят, а в шкуры Навьи обрядятся или в драньё – ни дать, ни взять Шатуны. Хитёр Волк, хитёр казначеишка, хитёр и Лют с Волкодавами!»

Колёса машины застучали по брёвнам. Впервые с утра Дружинникам пришлось сбавить ход. Берислав покрылся холодной испариной. Он представил, как с христианского берега, или даже со своего, по ним откроют огонь. Тогда остановится и загорится головной броненосец, остальные начнут пятиться и метаться и слетят с моста в Кривду. Рассказывали, Волк однажды целый караван утопил. Но тавритов не жалко, поделом им, пусть воду хлебают, а вот самому кормить рыбу в реке неохота.

– Гляди, Берислав… да гляди же! Огни на нашем берегу, много... и дым, – указал рукой Воисвет. Берислав взял бинокль, открыл на ходу дверцу и выбрался на подножку. Он внимательно оглядел западный берег и правда: ниже по течению много костров, много дыма и много людей у воды.

Чего это они весной рядом с Кривдой забыли? Ни одной лодки на берегу, значит не рыбаки. Он вернулся в кабину.

– Есть тут рядом посёлок?

– Много разных, – пожал плечами Ждан, который ехал в одной машине вместе с ним и Воисветом. – Только ни одного вблиси нету. Переправа – место такое, никому здеся селиться особо не хосется. Слиском отрыто и много чужаков ходит. Все деревни в лесу, да поглубже. До самой Чуди общин с десяток найдётся, но мало там: по сестьдесят-семьдесят душ народу… может сто душ какая бывает общинка. Зимой на убыль, по весне ку́чнее.

– На берегу человек двести… – задумался Берислав, – что делают – непонятно, днём костры жгут. Проверить бы надо. Не христианская это сторона – наша.

Он обернулся на ящики в грузовом отделении.

– А нельзя останавливаться. Первым делом надо груз к Берегине доставить. Аруч, Чудь, Крода и Китеж: только через три дня дома будем. Из Аруча можно воеводу послать и вместе с дружинниками дознается, какие люди у реки воду мутят. Но, опять же, в Аруче мы только к вечеру будем, ночью городничий никого не отправит, а до завтрашнего утра они тебе чего хочешь наделают.

– Доля тебе костры не зря показала, – намекнул Воисвет. Дремавший у него на плече королёк вдруг проснулся и начал перебирать лапками и ерошиться. Машины переехали мост, Берислав сильно нахмурился.

– Ты воевода, значит тебе и порядок на земле Предков держать, – напомнил ему Воисвет. – Груз важный, но долг-то превыше…

– Не указывай мне, волхв, про мой долг! – огрызнулся Берислав. Воисвет смиренно добавил.

– Не смею указывать, только ты голос Предков в своём сердце послушай. Что тебе Совесть велит?

Берислав недовольно заворчал и приказал водителю.

– Поворачивай! Вниз, к берегу едем. Разведаем, чего там эти опарыши возятся.

Головной внедорожник притормозил и начал поворачивать, за ним повернул весь караван. Дальше путь лежал по каменистому берегу Кривды. Минуя крупные валуны, машины поехали к горящим кострам, между которых сновали люди. Лагерь на берегу охранялся, за приближением машин приглядывали дозорные.

– Оружие есть, правда худое! – предупредил дружинник за пулемётом. – Народ собирается… мужички. Топоры да пики, пара винтовок! Лесные общинники, не иначе. Что-то не похожи они на Шатунов, а, Берислав?

Берислав и без того видел, что возле огня собрались обычные люди, каких по оседлым общинам не счесть. Одежда у них перешита из всякого дранья, дыра на дыре, больше заплат, нежели целого. Где-то закутывались в шкуры животных, где-то одежду заштопывали армейской тканью, которую по всему Поднебесью на Большом Мене домовые пустили. Лица у мужиков бородатые, глаза опасливые, но лихости тоже хватает. Тронешь таких – получишь в ответ, и пока силу бо́льшую не покажешь, так запросто не побегут. Тем более жёны и детишки их рядом.

– Здесь тормазни, – приказал воевода. Караван разъехался шире, чтобы пулемётчикам было легче стрелять, и остановился. Народ при виде машин поневоле попятился, но вот из толпы вышел главный селянин, хотя ковылять ему приходилось на одном костыле, левой ноги не было по колено, за ним шли два молодца: один нёс ружье, другой вилы.

– Оседлыши… – Берислав прожевал слово, будто горький листок, открыл дверь и вышел к людям вместе с Воисветом и Жданом. Королёк вспорхнул с плеча Воисвета и принялся выписывать круги над толпой.

– Кто таки буете? – одноногий старался держаться твёрдо, сам в возрасте, с потемнелым лицом и седыми висками. Молодцы за ним должно быть его сыновья, стало быть друг другу братья.

– Это мне в