– Нешто правда дружинники?.. – одноногий посмотрел на машины с пулемётами. – Как же скоро вы… хотя нет же! Мы в Аруч токмо день назад ходоков снарядили, не сподобились бы они пёхом-то дошкандыбать. Да и едете вы через мост, не с той стороны, крестианской… мы уж часом подумали, что энто к нам чернорясые заявились, ан нет.

Он оглянулся на лагерь и вновь уставил водянистые глаза на Берислава.

– Меня Неданом зовут, я здесь, вродь как, над четырьмя общинами старшой… а вернее сказать над теми старшой, кто из четырёх общин жив остался.

Внушительный вид Берислава, медальон с руной Перуна и обшитая стальной чешуёй куртка видимо впечатлили Недана. Голос его осип, кадык на тощей шее с многодневной щетиной быстро задвигался. С городскими дружинниками оседлыши встречались нечасто, разве что с местными ясаками, кто по нескольку раз за лето приезжали искать Небесное Серебро.

– С нами бабы, детишки, старики да старухи, – загибал пальцы Недан, опираясь на подставленный к боку костыль. – Из Лукашино, Звероедово, Байновой Залоги, Травяны. Мы к воде вышли, иначе никак. Бросили всё – хозяйство, дома, бежали на лысое место! Тут обжиться хотели, река всё же прокормит и главное вода у нас есть…

– Да осади ты, затарахтел, – оборвал Берислав. – Почему свои деревни бросили и ушли? Чего вам там воды не хватало?

– Так ведь колодцы перетравили! – искренне вытаращился Недан, нижняя губа его с фиолетовыми прожилками затряслась. – Весной мы все в Звероедово захворали, на той неделе колодезная вода с горечью стала. У нас из семидесяти деревенских, пока пили такую, дюжина к Предкам отправилась. Колодцы вон накрепко заколотили, пришлось к родникам посылать, а от родников никто не вернулся. Не стало воды – вот и всё! Куда ж деться? Быстро собралися, вещи в котомку, детей на закорки, да и пошли к Кривде. Здесь уж из Байновой Залоги и Травяны стоят, через два денька Лукашенские подтянулись, и у всех одно горе: вода в колодцах отравленная.

– Что с умершими сделали? – спросил у него Воисвет. Недан посмотрел на волхва, соображая, как надо ответить такому. С волхвами он встречался каждое лето. Волхвы бродили по всему Поднебесью, проповедовали Всебожье Родово и Боговеденье среди обычных людей, но дольше чем на две Зимы в деревнях не задерживались, в пути Правду искали, усмиряли Лесных Духов, за капищами ходили, оберегали от порчи деревья, зверей и Мать-Сыру-Землю.

– Не сожгли мы, друже, умерших. Извиняй, так уж вышло… не по обычаям сделали, знаю – негоже червям людей есть, но токмо не поспели мы кроды срубить! Сами еле как утекли.

– Кто колодцы отравил знаете? – допрашивал Берислав. Братья за спиной отца переглянулись, Недан и вовсе ссутулился на костыле. Весь до самых волос он пропах дымом, костры горели денно и нощно. Только Богам и Предкам известно, что пережили деревенские за последние две недели в лесу.

– Вишь, костры жжём посреди бела дня, воевода, – кивнул Недан на огонь. – Думаешь, ради забавы? Ан нет. Есть у нас один малый парнишка, Ленькой кличут…

– Как-как кличут? – не разгадал Воисвет. – Лёнькой?

– Да нет же! Ленью, Ленькой, Лентяикой, чтоб ему пустобрёху ни тепла, ни похлёбки. К работе непригодный совсем. На берег пришёл позже всех, тощий да неумелый. Нам тепло до осени выстроить нужно, лес валим, а его такого к пиле приставишь, так он весь изупрыжится, вот-вот пуп надорвёт, а полотно на себя дёрнуть не может. Ни бревна поднять: «У меня ножки болят!», ни топором тюкнуть: «У меня ручки ломит!». Да видели бы вы его ручки! Пальчики тоненькие, такими в пору штопать да шить. Вот он за ребятишками и приглядывает, да к бабам кашеварить повадился. Да как кашеварит, ворюга! Две трети мяса нарежет, а шмат за пазуху хвать! Отлупить бы его, да бегает стервец больно шибко.

– Чего же вы вора при себе держите? – поморщился Берислав. – Руку бы ему отсекли, глядишь и охота воровать пропадёт, а бегает быстро, так вы ему и ноги укоротите.

– Да по Совести ли? – растерялся Недан. – Он же один, как перст. Мать померла, отец где-то у Кривды с артелью рыбачьей утоп. Да вы на него поглядите, сами смекнёте, о ком вам толкую.

Недан обернулся к одному из сыновей и велел.

– Приведи Леньку-то! Пущай сам всё расскажет.

– Да на кой хрен мне его сиротские россказни? У меня ни минуты лишней на тебя нет, – Берислав вытащил и поглядел на часы без ремешка, которые хранил в подсумке на поясе. На берегу караван провёл двенадцать минут, а задержек больше часа он себе не позволял.

– Нет, вы послушайте, чего скажет! Я ведь о том говорю, что Лень видел, кто колодцы травил! А может не их, но тех, кто к нам ночью из лесу подбирался. Говорю же я вам, что он крайний на берег пришёл, а в лесу капище видел – не Родное, не наше, никто из наших такого бы не сварганил!

– Что за капище? – насторожился Воисвет. Лицо Берислава сморщилось от досады. Теперь он жалел, что свернул с дороги на Аруч.

– Сейчас Лень вам расскажет. Да вон же, ведут его, вот!

И правда, к кострам из толпы вытолкали мальчишку. Сын Недана тащил его за руку, малец выглядел жалко, на вид Зим двенадцать, не больше, кожаная рубашонка болтается без пояска, штаны короткие, до лодыжек, на голове шапочка, из-под неё рыжие патлы торчат, и сумка через плечо.

– Да не пойду я! – запищал Лень.