Плавтина кивнула, восхищаясь храбростью, с которой Фотида разыгрывала свои карты.

– И наконец, пожалуйста, – попросила она перед тем, как уйти, – скажите дяде, что я его люблю.

Еще долго после ухода Фотиды Плавтина сидела на берегу моря в ожидании. Солнце ушло, и звездное небо заволокла тонкая завеса длинных облаков, освещаемых ночным светилом. Ждала она, впрочем, не напрасно. Как она и предвидела – и как догадалась Фотида, – к ней пожаловал гость.

Из воды вышло странное создание высотой в три человеческих роста. Оно перемещалось с помощью множества щелкающих лапок. Из-за огромного живота и маленькой головки с фасеточными глазами оно так походило на металлического паука, что ей стало немного не по себе – она вспомнила сцены будто бы из кошмара, которые пережила в чреве погибшего Корабля Плавтины. Но это был всего лишь автомобиль-амфибия, наделенный совсем маленьким интеллектом, который вежливо поприветствовал ее и спросил, не изволит ли она подняться на борт по приглашению Отона.

Плавтина с трудом поднялась – мышцы у нее затекли. В последний раз оглянувшись и никого не увидев, она приблизилась к автомобилю, который опустился пониже. Потом в боку у него открылся люк, и Плавтина пробралась внутрь. Там ее ждал удобный кокон с единственным сиденьем из темной кожи. Стены автомобиля, металлические снаружи, отсюда казались почти прозрачными. Плавтина устроилась на сиденье и, не найдя интерфейса, попросила ноэма двигаться дальше.

Автомобиль развернулся и соскользнул в воду. Его шаг, когда отмель и рифы остались позади, стал таким ровным, что едва ощущался. А благодаря тому, что ее средство передвижения возвышалось над водой, у нее был отличный вид сверху. Потому что во время поездки они оказались в полноценной морской среде, без сомнения, такой же богатой и тонкой, как любое теплое море изначальной планеты. Плавтину она завораживала. В конце концов, она посвятила свою прошлую жизнь изучению экосистем. Но собственными глазами она никогда не видела ничего, кроме сухой красной пустыни и ледяного пространства между планетами. Здесь, куда не проникал свет, ночное светило заменяли мириады крошечных медуз. В их вторичном свечении перед глазами представали подводные леса и искрящиеся коралловые рифы, покрытые тонким, дрожащим зубчатым орнаментом. Странное создание этот Отон – в некоторых отношениях грубый и коварный, и в то же время способный с безвозмездной изобретательностью создавать подобные сокровища.

Скоро они достигли шлюза – металлической структуры, казавшейся неуместной посреди густой подводной растительности и уже облепленной целым войском упрямых ракушек. Как только они прошли герметичный цикл, металлический паук проскользнул в ангар и, отключив длинные ноги, превратился в небольшую машинку. Та юркнула в переплетение рельсов, и остаток путешествия прошел в абсолютной тишине; по плохо освещенным галереям, где невозможно было ничего разглядеть на такой скорости, они прибыли на очередной вокзал. Там был лифт, в который Плавтина скользнула не мешкая.

Мгновением позже она оказалась под открытым небом. Плавтина уже знала о пристрастии, которое Интеллекты питают ко всему грандиозному, но это… Она стояла посреди широкой плоской равнины в форме круга, заросшей низкими мягкими травами и окруженной колоссальным кольцом трибун. Камни здесь казались древними, изъеденными мхом, скругленными временем, потемневшими от ненастий, словно они провели вечность под открытым небом, словно Отон приносил их, один за другим, из самого начала времен. Вся конструкция круглой формы поднималась под крутым уклоном. А над ней, наверху – Плавтина от удивления застыла, запрокинув голову и разинув рот, – тысячи звезд, мерцающих, холодных, величественных, какими они бывают лишь в космосе. Это был Млечный путь – длинная неровная лента в оболочке бесконечной ночи, которую она наполняла рассеянным светом. Вся сцена – этот резкий контраст между далеким земным прошлым и звездным великолепием настоящего, эта сбивающая с толку метафора, которая, казалось, превращала космос в декорации какой-то античной театральной пьесы – все это дышало поэзией, чуть ребяческой, но которой хватало и силы, и красоты.

Завороженно глядя в небо, она не заметила, как подошел Отон. Колосс и сам по себе был зрелищем. За ним стоял Аттик и еще один деймон, которого можно было принять за его брата. Та же бледная искусственная кожа, те же жидкие глаза цвета горной реки, тот же странный стан с чересчур длинными конечностями – почти человек, и все же не совсем. Сходство с Аттиком нарушали только некоторые детали: у нового автомата была грубая внешность, более широкие плечи, более плотные черты лица с мощными челюстями.

Отон был в гневе, и вовсе не прилагал усилий, чтобы это скрыть.

– Вам настолько не понравилось наше гостеприимство, что вы так поступили?

– И вам доброго дня, Отон, – ответила Плавтина с улыбкой. – Какое прекрасное место!

Он обратил к ней возмущённый взгляд, а потом рассмеялся от дерзкого вида молодой женщины:

– Ах, Плавтина – нет никаких сомнений, что вы и впрямь Плавтина. Упрямая и непримиримая. Одно хорошо в последних событиях – благодаря им я в этом убедился.

– Видите, теперь вы принимаете меня всерьез.

– Может быть. А вы, – продолжил он насмешливо, – не узнаете эту постройку?

– Ни в малейшей степени. Вы, должно быть, разочарованы. Я не обладаю всеведением той Плавтины, к которой вы привыкли.

– Вы забыли лишь детали, моя госпожа. Мы любили тут встречаться, когда судьба Урбса и наши дела требовали долгого обсуждения.

– Как сегодня?

Он кивнул и, указав рукой на огромные трибуны, начал объяснять:

– Это арены города с изначальной планеты под названием Арелат.

– Восстановленные в совершенстве, я полагаю, – сказала она с ноткой иронии.

– Ну вот, вы уже насмехаетесь… Это оригинал, вывезенный на Титан, который я нашел по счастливой случайности.

– А что вы искали на Титане?

– Оружие.

– А нашли там… эти декорации, которые отлично соответствуют вашему видению мира.

– Как это, Плавтина?

– Разве это не арена театра, идеальное место для божественного Отона, откуда можно демонстрировать свою фальшивую славу и искусственную силу, декламировать с нее чувства и добродетели, которые суть оптическая иллюзия, перед толпой очевидно отсутствующих зрителей.

Все три ноэма, как один, захлебнулись возмущением от ее оскорблений.

– Это место вполне реально, – проворчал деймон, которого она не знала. – Как и наказание, которого вы заслуживаете.

Она повернулась к нему и ожгла презрительным взглядом. В переговоры не вовлекают слуг. Она исподтишка взглянула на Аттика, который с неловкостью держался чуть в стороне и который выдавил из себя полуулыбку при виде отваги, проявляемой Плавтиной.

– Мы сейчас же проясним этот вопрос, – ответила она. – У меня есть определенные способности, и вы это знаете, кем бы вы ни были с вашей мордой тюремного надзирателя. Знайте также, что тронуть меня хотя бы пальцем будет очень плохой идеей – если вы желаете, чтобы людопсы однажды снова заняли свое место на этом корабле.