Когда до Макса дошел этот приказ, его первой мыслью было доходчиво объяснить Хауссману, куда следует засунуть эту бумажку. Герти находится в ужасном состоянии. Неужели ему не разрешат взять отпуск по уходу за женой? Но Макс не мог просиживать возле нее целыми днями, мечтая о том, чтобы она пришла в себя; ему нужно было что-то делать, хотя бы для того, чтобы отвлечься от тягостных мыслей. Усердная работа в лаборатории была не самой удачной альтернативой, однако это было хоть что-то.

К тому же Монстр помогал Максу и давал ему какое-то утешение. Начать с того, что благодаря невероятной силе заключенного стало намного проще усаживать клиентов в смирительное кресло, а его уравновешенная манера поведения и смиренный нрав действовали на Макса успокаивающе. Когда в крошечной лаборатории находился он сам, Монстр и объект эксперимента, там становилось слишком тесно для Михала, и теперь мальчик торчал с сигаретой на лестничной площадке. Дверь в их каморку при этом была открыта, так что любой мог видеть, чем они там занимаются.

Когда Макс был офицером регулярной армии, его прогулки по замку сопровождались суровыми неодобрительными взглядами, но как только он вступил в ряды СС, окружающие стали излучать дружеское участие. Теперь же люди глядели на доктора Фоллера настороженно, когда он шагал по коридорам в своем залитом кровью медицинском халате в сопровождении мускулистого слуги-урода и бледного равнодушного мальчика.

Однако при этом все отмечали энергичность Макса и его преданность делу. Учитывая то, что произошло с его женой, он вел себя как настоящий эсэсовец. Тем не менее это не могло помочь Максу завоевать чью-то любовь. «У меня от этого типа мурашки по коже, – очень точно сказал о нем один офицер, а потом добавил, кивнув в сторону рабочего из числа свидетелей Иеговы: – Доктор Фоллер заставляет меня почувствовать то, что они испытывают по отношению к нам».

Но не беда. Гиммлер как-то заявил, что эсэсовцы и не ожидают, что их будут любить. В этом смысле Макс вполне соответствовал их критериям. Эта организация была элитой, и в ней не было места тряпкам. В офицерской столовой стали поговаривать о том, что доктора Фоллера ожидает повышение.

А Макс тем временем страдал. Огромные трудности для него создавал объем требуемых Хауссманом рапортов. В свое время Макс сам установил некий стандарт для подобных докладов, но тогда он старался сделать их как можно более пространными и обстоятельными, чтобы как-то сократить количество заключенных, которых он должен был оперировать. Теперь же «пропускная способность» его лаборатории достигла одного клиента в день. Было почти невозможно писать так быстро, чтобы зафиксировать всю информацию. И тут Макс призывал на помощь свои творческие способности. Каждое слово в этих документах было выдумкой. Потому что Макс не видел ничего сверхъестественного. Собственно говоря, он уже вообще мало что видел. Он привык не замечать кровь и ужас в глазах людей, привязанных к креслу, их отчаянные крики, щелканье стрелки самописца… Сейчас Макс обращал внимание только на монотонный непрерывный визг пилы. Строительные работы в замке никогда не прекращались. Даже когда Макс отправлялся на прогулку, его слуха неизменно достигал этот угнетающий звук, доносившийся со стороны лагеря у подножья холма. А сам лагерь, который теперь получил свое название – Нидерхаген, – становился все больше. Росли новые сторожевые вышки и бараки, чаще сновали машины, выгружавшие грузы из Заксенхаузена, все больше становилось здесь мужчин, женщин и детей, которым предстояло строить для Гиммлера мир его мечты – столицу СС.

– Есть сигарета?

Михал незаметно подошел к Максу, пока тот стоял, задумчиво глядя на лагерь. Макс протянул ему пачку «Салема».

– В лагерном саду выросли хорошие травы, – сказал Михал. – Вам стоило бы попробовать некоторые из них. Хотите, я принесу вам немного окопника? Говорят, он очень помогает при женских болезнях.

Мальчик чересчур широко улыбнулся, а затем затянулся сигаретой. Макс пристально посмотрел на него. Под этим взглядом улыбка Михала вскоре растаяла. В глазах доктора он увидел нечто новое. Раньше там была слабость. Теперь она исчезла и на ее месте возникло что-то иное. Впервые Михал почувствовал, что боится Фоллера.

– Вы выглядите больным, Макс. Давайте я принесу вам что-нибудь из столовой?

Макс ничего не ответил. Улыбка вновь витала на губах Михала, но он уже принял важное решение. Мальчик понял, что его сместили: теперь доктор в большей степени зависел от человека-зверя.

Михал вернулся в башню и поднялся в лабораторию. Монстр сидел на стуле у стола, как ему и было велено. Если бы кто-то задал ему вопрос, мальчик готов был поклясться, что этот слабоумный еще немного подрос с тех пор, как здесь появился. Михал по-прежнему не обижался на него. Для себя он решил, что корабль Макса тонет уже давно. Жаль, конечно, что не удастся использовать влияние доктора, чтобы управлять этим здоровилой, но все не может быть идеально. «Мое будущее связано с Девьей», – подумал Михал. Возможно, благодаря своим связям она даже сможет вытащить его из лагеря.

Латунный контейнер с капсулой цианида был похож на патрон к дробовику. Первоочередной задачей Михала было заполучить эту штуку. Принадлежала она французскому шпиону, которого привезли в их лагерь. Михал скоро сообразил, как можно использовать это в свою пользу. У француза не хватило смелости воспользоваться ядом, но он продолжал прятать его у себя в заднем проходе, думая, что смертельная отрава может ему все-таки понадобиться, если его будут пытать слишком уж жестоко.

Михал придумал идеальный аргумент для выгодного обмена – он назвал французу дату его казни. Став капо, мальчик наладил приятельские отношения с некоторыми эсэсовцами. Он докладывал им, о чем говорят в лагере, а еще оказался талантливым клоуном, который забавлял нацистов своими гримасами и насмешливыми пародиями на заключенных. Необходимую информацию Михал получил от одного знакомого штурмфюрера. Когда француз узнал, что на следующий день ему отрубят голову на гильотине, – небольшая эсэсовская шутка, подготовленная специально для него, – он понял, что пытать его больше не будут. Поэтому он уступил капсулу Михалу за пачку сигарет.

– Подвинься, – сказал мальчик Монстру, пытаясь войти в крошечную каморку.

Монстр посмотрел на него отсутствующим взглядом.

– Подвинься же!

Снова никакой реакции.

Михал хотел добраться до пишущей машинки, чтобы напечатать заказ на еду из столовой. Похоже, Монстр подчинялся только распоряжениям Макса. Ему сказано было сидеть здесь, вот он и сидел. В конце концов Михал разозлился и, с трудом дотянувшись до машинки за спиной у этого нескладного создания, забрал ее.

Сидя на краю смирительного кресла, мальчик напечатал запрос на одну сдобную булочку с копченым сыром – Макс очень ее любил – и желудевый кофе. Находясь в подручных у Макса, Михал тщательно изучил, как доктор пишет свои запросы, и частенько получал таким образом еду для себя. Вскоре мальчик ушел, а через двадцать минут вернулся в лабораторию.

Расскажет ли Монстр Максу о том, что делает Михал? Скорее всего, нет. Вряд ли он поймет, что Михал замышляет. Но как все-таки разобраться с этой штукой?