Балби продолжал придерживаться хороших манер.

– Вы все еще надеетесь найти эту девушку в живых? – спросил он.

И снова последовало красноречивое молчание.

– Жаль ее. Симпатичная. Хотите, я попробую обрисовать вам, что именно с ней случилось?

– Полагаю, на улице вас ждет ваша машина. – Офицер указал на дверь.

Поначалу Балби не сдвинулся с места. Но потом все же повиновался, чувствуя себя пристыженным.

Когда они с военным поравнялись в дверях, инспектор повернулся к нему лицом. Он хотел сказать, что не собирается бросать это дело, что попробует найти Элеонору, что арестует Харбарда за убийства и похищения людей, а там будь что будет. Он хотел сказать, что военная разведка не разбирается в подобных делах, что у них нет такого опыта, как у полицейских. Однако ничего этого он так и не произнес, а вместо этого изрек:

– «Наденьте на себя все вооружение, которое вам дал Бог, чтобы вы могли устоять перед происками дьявола. Потому что мы боремся не против людей из плоти и крови, а против начальств, против властей, против владык этого мира тьмы и против духов зла на небесах».

«Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских. Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных»[71].

Военный ничего на это не ответил. Он придержал для инспектора дверь. Спускаясь по лестнице, Балби утвердился в решении не бросать Элеонору в беде.

То, что Монстр опустился на пол, Макс осознал не сразу, на это ушло несколько секунд, а когда все-таки понял, что произошло, сразу же кинулся к заключенному. Любой доктор в подобной ситуации первым делом проверяет дыхательные пути, и Макс сунул пальцы в рот Кроу, чтобы извлечь оттуда остатки булки и позаботиться, дабы тот не проглотил собственный язык. Когда Фоллер выковыривал хлебный мякиш, его палец наткнулся на что-то твердое. Стекло. Макс инстинктивно понюхал свои пальцы. Они пахли горьким миндалем. Запаниковав, он ринулся в туалет этажом выше и тщательно вымыл руки под краном. После этого Макс попытался рассуждать логически. Цианид, синильная кислота, соли синильной кислоты. Нет, эти вещества не проникают через кожу и почти мгновенно испаряются. Макс немного успокоился: с ним все будет в порядке.

Он вернулся вниз по лестнице, чтобы осмотреть труп в дверном проеме. Монстр осел на пол – он не задыхался, ничего такого с ним не было. Просто свалился, потому что раскусил капсулу с цианидом, безусловно, предназначавшуюся для Макса.

Голова доктора впервые за целый месяц работала совершенно четко. Очевидно, что устроил это Михал. Но на кого он работает? На фон Кнобельсдорфа, в этом не было никаких сомнений.

Макс видел, как этот тип смотрел на его жену, даже когда она была в недееспособном состоянии. В отношении фон Кнобельсдорфа нужно что-то предпринять. С Михалом справиться легче. Мальчишка чрезвычайно корыстен и будет преданно служить тому, кто предложит ему больше. Это делало его слабым звеном в планах фон Кнобельсдорфа – по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Макс сможет сам использовать этого мальчика.

Доктор взглянул на массивную фигуру мертвеца и внезапно почувствовал себя удивительно свободным – подобное чувство испытываешь, когда умирает любимый, но очень старый родственник. Казалось, перед ним на полу распростерлась его связь со всем хорошим в этой жизни, последняя надежда противостоять подхватившему его потоку безумия. Макс знал, что его усилия будут бесполезными, и вот доказательство. С таким же успехом он мог бы позволить фон Кнобельсдорфу пристрелить этого человека еще во Франции. Тогда тот, по крайней мере, умер бы на родной земле.

Макс вошел в лабораторию и снял телефонную трубку. Мимоходом он ткнул во что-то ногой, и предмет громко звякнул. Это была пепельница, которая была наполнена доверху, когда он ее зацепил. Теперь же на полу желтел длинный язык из рассыпавшихся окурков. И снова Макс почувствовал, как внутри него восстает холодная ярость, такая же, как та, что охватила его, когда он застрелил уборщика. Каким-то безумным, неестественным образом тот факт, что Михал не удосужился опорожнить пепельницу, взбесил доктора больше, чем покушение на его жизнь.

Ему предстояло сделать два телефонных звонка. Первый – начальнику концентрационного лагеря. Теперь, когда Макс получил более высокое офицерское звание в СС, чем у этого типа, насмешки, ясное дело, прекратились. Доктор объяснил, что для экспериментов ему необходимы точные данные о расовой принадлежности Михала Вейты. Все документы об этом, которые могут быть найдены, должны быть найдены и доставлены ему, доктору Фоллеру, если потребуется, даже из соответствующих инстанций в Польше. Начальник лагеря пообещал выяснить, что можно сделать.

Может быть, порекомендовать нацистам Михала для оккультной церемонии? Не сработает – они его не возьмут. А вот насчет смирительного кресла идея, похоже, неплохая. Или все-таки это будет слишком быстрая смерть? Может, придумать для мальчишки что-нибудь особенное? Настроение Макса металось между леденящей кровь яростью и какой-то усталой скукой. Наверное, он все-таки не причинит вреда этому парнишке; наверное, он, Макс, сам все это заслужил.

Второй звонок был в отдел утилизации лагеря. Макс попросил прислать команду, которая заберет труп.

– Похоже, у вас поднялось настроение, шеф, – заметил солдат. – Этот мерзавец заслужил свою смерть?

– Они все этого заслуживают, не так ли? – ответил Макс.

– Да, но некоторые – особенно.

– Просто пришлите людей, которые могли бы сунуть его в печь. Причем четверых. Это здоровенный детина.

Макс наклонился к человеку-зверю и потрепал его по голове.

– Что ж, сынок, это был мой лучший выстрел, – пробормотал он.

Макс и сам толком не знал, почему последовал вместе с присланной командой в лагерь. Смерть перестала что-либо для него означать. Теперь он был эсэсовцем. Но в голове у доктора крутилась совершенно неэсэсовская мысль о том, что он лично должен увидеть конец этого полузверя. Какой-то части его сознания было просто любопытно, смогут ли такие плечи поместиться в печь крематория, но другая часть желала, чтобы смерть вновь обрела для него значение, вновь стала чем-то таким, что сопровождается определенной церемонией. К тому же Макс еще никогда не был в лагере. Прежде сама мысль об этом вызывала у него протест. Теперь же ему стало интересно.

Он вышел за процессией, которая несла тело, из башни и пересек внутренний двор. Носильщики из числа свидетелей Иеговы едва справлялись с такой тяжестью, и где-то на середине спуска с холма они все-таки в изнеможении уронили тело. Макс даже не удосужился пнуть их сапогом в задницу. Он просто сел, закурил сигарету и стал глядеть на долину, пока заключенные восстанавливали силы, дрожа от холода.