– С дороги, Монстр, bougez-vous, venez sous la porte[68].

Похожий на зверя человек сдвинулся с места. По каким-то непонятным причинам у Макса появилось ощущение, будто все его былое человеческое сочувствие сейчас направлено исключительно на этого странного слабоумного. «Возможно, – подумал доктор, – я в каком-то смысле вижу в нем самого себя – та же неуклюжесть, тот же идиотизм. А может быть, этот человек на самом деле чрезвычайно умен, а его уход в такое удобное состояние является реакцией на сложные обстоятельства?»

Монстр поднялся и вышел из комнаты, а Макс тем временем поставил машинку на место. Тут он увидел нетронутую булочку. Во рту у Макса было сухо, есть вообще не хотелось. Кстати, а когда он ел в последний раз? Два дня тому назад. Мальчишка прав – ему необходимо подкрепиться, голоден он или нет. Возможно, это поможет ему прочистить мозги и сосредоточиться. Макс взял булочку и поднес ко рту. Его зубы сомкнулись.

– Я всегда любил сдобу, – заметил Макс, – но сейчас эта булка кажется мне совершенно безвкусной.

Ему захотелось добавить еще что-нибудь, вроде «Когда же все это закончится?» или «Что будет со всеми нами?». Но вместо этого Макс отложил булку в сторону и схватился руками за голову.

Кроу, чувствовавший себя беспомощным в непослушном теле, испытывал горячее желание убить Макса прямо тут, на месте. Уже одной жалости к себе было достаточно, чтобы прикончить этого типа. Пусть съест эту капсулу с цианидом. Впрочем, у Кроу были свои причины (практического характера) надеяться на то, что доктор умрет. Если это произойдет, он, Кроу, сможет освободиться… А Макс тем временем еще раз откусил кусок булки и принялся жевать – с таким видом, как будто это было для него чем-то новеньким. Казалось, он жевал вату, а не сдобу.

«Умри», – подумал Кроу. Но тут его вдруг осенило. А что, если потом он все равно не сможет двигаться? Что, если контроль над ним перейдет к кому-нибудь другому – скажем, к этому фальшиво ухмыляющемуся мальчишке?

– Что у тебя на уме, Монстр? – спросил Макс. – Мне ты можешь довериться. Ты выглядишь растерянным.

Кроу понял, что должен сделать. Он обладал обостренным инстинктом самосохранения. Прежде он считал, что не сможет покончить с собой, однако теперь, когда камень был у Макса, может быть, смерть – это выход для него. Если бы доктор приказал ему покончить с собой, Кроу, наверное, мог бы это сделать. Означает ли это окончательную потерю Адислы? Вероятно. Но все равно это лучше, чем всю жизнь быть марионеткой этого человека.

Кроу уже знал, что смерть для оборотня – прелюбопытнейшая вещь. Его предыдущий опыт всегда был травматичным и ни разу – фатальным. Может быть, все произойдет, как в тот раз в Константинополе? Очнувшись через сорок лет, Кроу обнаружил, что его прошлая жизнь возвращается к нему в ночных кошмарах. Придется ли ему опять собирать себя по кусочкам с помощью обрывков сновидений и мимолетных воспоминаний? Возможно. А может быть, он просто умрет и больше ничего не будет. Как отмечали его друзья-философы, если ты никогда не испытывал, что такое небытие, как ты можешь этого бояться? Считать, что твоя жизнь настолько особенная, что заслуживает, чтобы ее хранили вечно, – это проявление презренной гордыни. Нет, стоило пойти на риск, лишь бы выйти из застоя и вырваться из рук этого палача.

– Скажи мне! – настаивал Макс. – Чего ты хочешь?

– Есть! – Это было произнесено на безупречном немецком, что поразило Макса.

– А ты сообразительнее, чем кажешься, Монстр. Будешь? – Доктор протянул ему остатки булки. – Хочешь?

– Есть, – повторил Кроу.

У него появилось ощущение, будто вопросы Макса позволяют ему ненадолго контролировать тело, в котором он сейчас пребывал. Кроу видел, что его рука поднялась и указала на булку.

– Вот, возьми. Поешь.

Макс передал Кроу недоеденную булку. Тот неловко взял ее в руки, и доктору показалось, что Монстр замешкался, не совсем понимая, что с этим нужно делать.

– Съешь, – скомандовал Макс.

Кроу как бы со стороны наблюдал за тем, как его рука подносит булку к губам. Потом она оказалась у него во рту; чувственное восприятие волка отфильтровало множество вкусовых нюансов сыра; текстура хлеба показалась ему странной и неприятной. На зубах у Кроу что-то хрустнуло. Он перенесся в другое место, в розовый сад самого красивого города на земле. Над Айя-София – собором Святой Софии – в торговых кварталах Константинополя поднимался серп луны. Что заставило Кроу мысленно унестись в далекое прошлое? Он видел перед собой прекрасную белокурую девушку с загоревшей на солнце кожей. Она сорвала с дерева инжир, очистила плод и сунула ему в рот. Кроу откусил кусочек. Его сознание заполнилось острым запахом миндаля, и Эндамон Кроу умер.

Балби добрался в Кумб Эбби к полуночи. Конкретного плана своих следующих действий у него не было. Поэтому инспектор решил выяснить, что он успеет здесь увидеть, прежде чем его остановят. На воротах у въезда стоял часовой, но Балби уже много раз видели здесь во время его прошлых визитов, и инспектору просто помахали рукой – проезжай.

Машины Харбарда на месте не было. Однако вместо нее стояли три добротных служебных «Форда», которых Балби раньше тут не видел. Инспектор припарковался рядом с ними. Выйдя из машины и не захлопнув дверцу, чтобы лишний раз не шуметь, он подошел к служебным автомобилям. На приборной панели ближайшего из них Балби при свете луны разглядел номер газеты «Ландон Ивнинг стэндард». «Должно было произойти что-то очень важное, чтобы эти люди притащились сюда из Лондона», – подумал инспектор. Было ли это как-то связано с Харбардом? Вполне вероятно. Балби хотелось осмотреть комнату профессора, но он слишком хорошо знал этих военных и понимал: ответом на любую его просьбу будет «нет», как и предписано уставом.

«Поэтому действовать нужно быстро», – сказал себе инспектор. Первым делом он подергал створки французского окна. Оказалось, что они не заперты. «Что ж, пора осмотреть этот дом», – подумал Балби.

Ступая по ковру гостиной, он направился к внутренней двери и открыл ее. Перед ним был короткий коридор с деревянными панелями на стенах; тьму нарушал лишь свет, пробивавшийся из-под двери справа.

Балби прокрался к подножью лестницы и посмотрел вверх. На втором этаже тоже было темно. С одной стороны, это было хорошо, поскольку означало, что наверху никого нет, а с другой – плохо, ведь остальную часть дома ему придется обследовать наощупь.

Из комнаты, где горел свет, доносились голоса. Говорила определенно не прислуга – речь была слишком правильной. На лестнице было тихо. Инспектор поднялся на второй этаж и увидел еще один коридор, расходившийся в обе стороны, направо и налево. Балби попытался сообразить, где может быть Кроу. Наверное, справа. В темноте инспектор дошел до первой двери, нащупал ручку и повернул ее. Благодаря свету из окна он разглядел, что это туалет. Балби закрыл дверь и попробовал открыть следующую. За ней была кромешная темень. Инспектор не мог не воспользоваться этим шансом. Он шагнул внутрь и закрыл за собой дверь. Затем нащупал на стене выключатель и зажег в комнате свет, с облегчением отметив, что шторы задернуты. Снаружи никто не узнает о его присутствии в доме.