Как вспоминал Бонч-Бруевич, 8-10 мая состоялось свидание Кропоткина с Лениным. Во время этой встречи Петр Алексеевич вел себя довольно дипломатично, критиковал председателя СНК за огосударствление кооперации и преследование ее деятелей, в том числе и дмитровских кооператоров. Не скрывал он и разногласий с большевиками, высказываясь в духе анархо-синдикалистских идей: «Мы с вами стоим на разных точках зрения. […] Но вот вы говорите, что без власти нельзя, – стал вновь теоретизировать Петр Алексеевич, – а я говорю, что можно… Вы посмотрите, как разгорается безвластное начало. Вот в Англии, – я только что получил сведения, в одном из портов докеры организовали прекрасный, совершенно вольный кооператив, в который идут и идут рабочие мелких других производств. […] Но профессиональное движение объединяет миллионы – это сам по себе огромный фактор, – взволнованно говорил Петр Алексеевич. – Вместе с кооперативным движением – это огромный шаг вперед». Кропоткин пообещал также сообщать Ленину «о неправильностях, которые происходят и от которых во многих местах стоит стон». Это обещание давало ему возможность и впредь апеллировать к председателю СНК.

Во время этой встречи Петр Алексеевич отказался от издания своей книги о Великой Французской революции в государственном издательстве, что предлагал ему Ленин. Из переписки Кропоткина становятся понятны мотивы такого решения. «Когда я и мои товарищи сидели впоследствии по тюрьмам во Франции, наши книги все время находили издателей. В России же Советская Республика стремится, по-видимому, уничтожить даже такую возможность. Если бы я принял вышеупомянутое предложение, – это означало бы мое нравственное одобрение того, что целая страна низводится на степень рабского безмолвия, которое я считаю пагубным, не только для развития вообще мысли и жизни, но и самой русской революции. […] Мой долг – сказать это представителям Советской республики, а не помогать им в порабощении мысли, с ее неизбежными роковыми последствиями, уже намечающимися», – так объяснил он свое решение сотруднику Наркомата внешней торговли С.Л. Мильнеру, который сочувствовал анархистам и вел переговоры с Кропоткиным по поручению Бонч-Бруевича. Не без дипломатично выраженного скепсиса высказался Петр Алексеевич и о принципиальности большевистских чиновников: «Если вы и ваши товарищи […] не опьяняются властью и чувствуют себя застрахованными от порабощения государственностью, то они сделают много. Революция тогда действительно находится в надежных руках». Мол, чего с вами спорить-то? Все равно не переубедишь.

Полное неприятие Кропоткиным диктатуры РКП(б) подтверждает и Э. Гольдман, вместе с Беркманом посетившая Петра Алексеевича в 1920 г. По ее словам, великий теоретик анархизма отказался от продажи прав на издание своих трудов Госиздату и от привилегированного академического пайка. Согласие на последний было дано позже, уже в ситуации критического ухудшения здоровья Кропоткина. По словам Гольдман, корни преступлений большевиков он видел в «иезуитском духе» догматов марксизма: «большевики отравлены им насквозь, их диктатура уже превзошла всемогущую инквизицию, а их власть укрепляется благодаря не скупящимся на угрозы европейским правителям». Единственным возможным для российских анархистов направлением деятельности в условиях большевистской диктатуры Кропоткин в беседе с американскими анархистами назвал «работу, полезную непосредственно народным массам».

Что же Кропоткин понимал под такой работой? На этот вопрос он ответил в письме к А.М. Шапиро, одному из деятелей анархо-синдикалистского движения в России, изложив свои мысли относительно стратегии и тактики анархистского движения в России. Так, он отвергал объединение всех течений анархизма, считая, что лишь проводя свои идеи в жизнь анархисты-коммунисты и анархо-синдикалисты способны остаться самостоятельной политической силой: «„Возможно ли объединение анархистов всех учений в России?“ следует прямо ответить – нет! Нежелательно и – невозможно! Мы остались анархистами именно потому, что считаем нужным проводить в жизнь свои воззрения, что остаемся самими собою, а не обезличиваемся: иначе давно были бы поглощены заговорщическим бланкизмом. Если нам, старикам [18]70-х и [18]80-х годов, удалось создать анархическое направление, то только потому, что мы не обезличивали себя в угоду соседним социалистическим партиям и разным полубланкистским и полунечаевским отпрыскам. Живя среди них, мы вели свою линию. Раз мы верим в истинность своих основных начал, мы должны верить в то, что, вступая в действительную жизнь, наше направление пройдет красной нитью среди других направлений и будет благотворно, пока не выцветет». Попытки объединения различных течений в рамках одной организации он открыто называет «сумбуром». Констатируя неудачу попытки большевиков построить в России социализм, Кропоткин прогнозирует скорое наступление реакционного периода в мировой и российской истории и предупреждает анархистов, что им «предстоит теперь крупная, глубокая, тяжелая работа», первоначально в подполье, но затем этот период сменится подъемом классовой борьбы. Переждав же репрессии и спад, им предстоит работать «широко, для серьезной выработки анархического идеала: 20-й век должен будет выработать его по отношению ко всем отраслям общественной жизни, и начать прилагать его».

Развитие анархистских идей, полагал Кропоткин, должно быть осуществлено путем изучения различных тенденций в развитии рабочего движения, прежде всего тех, которые благоприятны для распространения анархистских идей: «Выработка жизненного анархического идеала, в его приложениях к производству, потреблению, товарообмену и образованию, должна, и может быть сделана только в тесной связи с рабочей средою. […] Вот теперь анархистам предстоит также изложить, как анархическая мысль претворилась в умах рабочих после теперешней неудавшейся попытки социальной революции на началах государ[ственного] коллективи[з]ма».

Не ограничиваясь, впрочем, лишь прогнозами и критикой, Кропоткин предложил Шапиро создать небольшой кружок единомышленников, который установил бы связи с сочувствующими в рабочей и крестьянской среде. Далее Петр Алексеевич предлагал создать рабочие и крестьянские группы анархистов, после чего привлекать к движению представителей интеллигенции. В отношении деятельности в сельской местности он возлагал надежды на крестьян-кооператоров. Вслед за этим Кропоткин считал необходимым приступить к изданию газеты, которая отражала бы анархо-коммунистический взгляд на события и популяризировала для России опыт либертарного движения в Европе и Америке. Он предлагал установить контакты с западноевропейскими анархистами-коммунистами и анархо-синдикалистами для выработки общей программы, на основе которой можно было бы создать «Интернационал, – анархический, крестьянско-рабочий, с такими же широкими целями, на основе повседневной борьбы с Капиталом». Из-за тяжелого состояния здоровья и работы над своей книгой о проблемах этики Петр Алексеевич не успел отправить это письмо. Но фактически в его рамках он вновь приходит к анархо-синдикалистским выводам.

23 ноября 1920 г., за несколько месяцев до своей смерти, находясь под впечатлением от споров с резко антибольшевистски настроенной дочерью Александрой и своей женой, Софьей Григорьевной, Петр Алексеевич написал текст, известный под названием «Что же делать?», который в наше время называют «политическим завещанием» П.А. Кропоткина. Какие идеи он высказывает в этой работе?