и ночью под одеялом только обертки шелестят. А утром – я ни я, и лошадь не моя. Какой шоколад? Первый раз слышу!

Женька улыбнулась. Ромка так комично надувал щеки и хлопал глазами, что она наяву представила толстого паренька-обжору.

Он тем временем взял тоненький плюшевый плед и накинул на голову, как покрывало:

- Давай и мы так: заберемся под одеяло, вдоволь наедимся сладкого и никому в этом не признаемся! Как тебе идея?

Женька смотрела на Ромку. Он был такой смешной – то ли волшебник в мантии, то ли бедуин в платке. И такой… Нежность нахлынула теплой волной, накрывая, затопляя весь мир.

- Ромка, ты… - хотелось сказать что-то очень хорошее и доброе, но все приходящие на ум слова казались слишком мелкими и блеклыми.

- Я не выдам! – гордо заявил он, поняв по-своему. – Не боись, Женек. Я даже про Русика ни гу-гу, хотя он, жлобина, со мной ни разу конфетой не поделился. А про тебя вообще жестко молчать буду, отвечаю! Мы же, считай, подельники.

- Пододеяльники! – рассмеялась Женька и нырнула к Ромке под плед.

Он не обманул – сладкого было много. Нежно-воздушного, как белый пористый шоколад, когда закрываешь глаза и погружаешься в тающую, растекающуюся по телу негу. И обжигающе-горячего, как кипящее в тазу абрикосовое варенье – невозможно терпеть этот жидкий огонь, а вкусно настолько, что не успокоишься, пока не напробуешься досыта.

Ромка удивлял. Женьке безумно нравилось все, что он делал – от яркости ощущений кидало в жар, колени дрожали, пальцы лихорадочно комкали край пледа. Но это было слишком много для первого раза. Чересчур.

Женька оказалась не готова ни к такому напору, ни к разнообразию.

«А кто-то еще думал, что у нее опыт! – сквозь шкал эмоций пробивалась испуганная мысль. – Да по сравнению с Ромкой, я монашка!»

На особо откровенных экспериментах Женьку бросило в краску так, что казалось, будто это видно и через одеяло. И даже из космоса.

Ромка почувствовал ее смущение и откинул край пледа, подставляя разгоряченные лица свежему морскому ветерку:

- Женечек, что-то не так?

- Как тебе сказать…

Она инстинктивно потянула одеяло на себя, открывая Ромку. И невольно залюбовалась им:

«Красивый парень! Мечта! Но абсолютно без комплексов. Не то, чтобы это плохо, но…»

Что именно «но», Женька не успела додумать. Ромка почему-то смутился под ее взглядом и, придвинувшись ближе, уткнулся в плечо:

- Прямо говори. Как именно тебе нравится. Видишь же, не умею я такое.

- Почему не умеешь?! – не поняла Женька.

- Потому что первый раз… - Ромка еще приблизился, полностью спрятав лицо у нее под волосами. – Я же пещерный эгоист.

- Эгоист? Ты?! – окончательно запуталась она. – Вообще?

- Не прямо вообще, - прошептал он на ухо. – Но вкусняшки только для тебя. Все для тебя – понимаешь? Совсем все. Очень хочу, чтобы тебе понравилось. И… дождись меня, пожалуйста!

До Женьки дошло. Глаза не просто зачесались, их накрыла густая соленая пелена:

- Ромка, Ромочка… Мне все нравится! Это самые вкусные вкусняшки на свете! Мне очень хорошо с тобой.

Она стянула с себя плед и бросила рядом на песок:

- Так хочешь?

- Еще бы… - Ромка отодвинулся и окинул ее откровенно-восхищенным взглядом. – Какая же ты красивая, Сусанина! И моя… Только моя.

Мир дрогнул, качнулся, захваченный яростным ураганом чувств. Все смешалось – руки, губы, нежные слова. Шум разыгравшегося прибоя. Пламя в крови, трепет от прикосновения к любимому, сладкое чувство единения.

И это было красиво. В стихии есть свое очарование.

А когда буря утихла, они несколько минут просто молчали и смотрели на проглядывающие сквозь тучи звезды.

Надгрызенная луна обиделась на пренебрежение и гордо удалилась с небес. Женька незаметно отвернулась от Ромки, чтобы скрыть катящиеся по щекам слезы.

«И как расставаться после такого?!»

- Я дождусь тебя, Ромка! – преувеличенно бодро произнесла она вслух. – Подумаешь, какой-то год – всего триста шестьдесят пять дней.

Ромка притянул ее к себе и вытер слезы губами:

- Сладкая ты у меня, Сусанина! И соленая. Сладкое с соленым – невероятное сочетание. А я все-таки возьму твою фамилию.

Женька привстала на локте и заглянула Ромке в глаза. Взгляд у него был нежным и теплым, как плюшевый плед:

- Илларионов, это предложение что ли?

- Нет, конечно! Какие тут могут быть предложения?

- Нормальные! – обиделась Женька и попыталась отодвинуться. – А что не могут?

Ромка не отпустил ее, наоборот крепче прижал к себе:

- Предложение – это что? Я должен задать вопрос, ты подумать и ответить «да» или «нет»?

Женька кивнула.

- То есть, мы оба допускаем вариант, что все это было просто так?

- Нет! – испугалась Женька и уткнулась в Ромкино плечо.

- Вот и не парься, Женечек! Это было не предложение, а утверждение. Моя. И точка. Или тебе нужны красивые жесты? Признание, предложение?

Женька промолчала. Только вздохнула. Тихонько-тихонько. Но Ромка понял, и чмокнул ее в нос:

- Все получишь, я же обещал – и слова, и поступки. Через год, если будешь себя хорошо вести.

- А если буду себя вести плохо? – Женька показала ему язык.

Но Ромка не поддержал шутливой игры:

- Не надо. Пожалуйста. А то даже не представляю, что со мной в тайге будет. Реально с голыми руками к медведю полезу…

Женька обняла его и погладила по плечу:

- Не сомневайся, родной. Мне кроме тебя никто не нужен!

- Умница… - Ромка скользнул ладонями по ее спине. - Такая хорошая девочка заслуживает сладкий подарок.

- Как в детском садике на Новый год?

- Не… Точно не детсадовский. Но тебе понравится, обещаю!

Он потянулся к Женькиным губам, но внезапно обоим в лицо прилетели соленые брызги.

- Ой… - Женька испуганно оглянулась вокруг. – Море подступает! Прибой совсем близко. Ромка, пора смываться отсюда, а то намокнем!

- И пусть! Будешь Афродитой, выходящей из морской пены. Романтика…

- Хороша романтика – ловить уплывающие одеяла! А потом трястись в лодке в мокрой одежде!

- Какая-то ты у меня неромантичная, Сусанина! – рассмеялся Ромка.

- Любишь удовольствия на грани экстрима?

- Не знаю... – он нехотя натянул шорты и начал собирать в сумку шампуры. – Не пробовал. Но с тобой захотелось. С тобой всего хочется. Ладно, трусишка, надевай трусишки – поедем домой.

Вместо мятой рубашки Ромка надел