Конечно, историки часто утверждают, что в истории нет сослагательного наклонения (замечание, с которым я, прямо скажем, не очень согласен). Тем не менее рискну предположить, что если бы Южной Кореи и ее «южнокорейского экономического чуда» не существовало, то Ким Ир Сен и его окружение с большой вероятностью развернули бы так называемые рыночные реформы китайского образца едва ли не раньше, чем в реальной истории это сделал Дэн Сяопин. Однако само существование процветающего Юга серьезно связывало им руки: им чем дальше, тем больше приходилось беспокоиться не столько об экономическом росте, сколько о сохранении политической стабильности.

В сохранении политической стабильности северокорейская элита преуспела, но в итоге она все равно оказалась в сложном положении, выход из которого наметился только в 2012 году с приходом к власти нового северокорейского руководителя Ким Чен Ына. Третий династический правитель из Семьи Ким, кажется, решил опробовать в Северной Корее модель, которую можно было бы назвать моделью «реформ без открытости». Эта модель предусматривает активную поддержку рыночных элементов в экономике, но в сочетании с сохранением максимально жесткого контроля над обществом, как и, разумеется, с сохранением старой идеологической оболочки. Официальное признание того, что в стране происходят радикальные перемены, равно как и распространение неотцензурированной информации о внешнем мире, действительно может привести в смятение умы северокорейского простонародья и, соответственно, привести к катастрофическим последствиям для внутриполитической стабильности, поэтому ни открытие страны, ни слишком громкое признание того, что в КНДР идут реформы, не являются для режима допустимыми шагами.

Первые реформы оказались успешными, однако после 2017 года Северная Корея столкнулась с новой проблемой – серьезным ухудшением своего международного положения. Во многом оно было спровоцировано действиями самой Северной Кореи – излишне энергичным продвижением ракетно-ядерной программы. Это продвижение началось с приходом к власти Ким Чен Ына и достигло своей кульминации в 2017 году, когда КНДР успешно испытала собственный термоядерный (водородный) заряд и запустила несколько прототипов межконтинентальных баллистических ракет, способных поражать цели практически на всей территории США. Результатом стало резкое ужесточение международных санкций и, соответственно, ухудшение экономического положения в стране. Судя по всему, в этих условиях Ким Чен Ын был вынужден приостановить (хотя и не повернуть вспять!) начатые им реформы.

Что ждет Северную Корею в будущем? Увы, оснований для оптимистических прогнозов нет: все мыслимые варианты будущего не могут вызывать энтузиазма у того, кто хоть немного неравнодушен к судьбе этой страны. Первым сценарием будущего является, конечно, падение современного северокорейского режима. Вероятность такого поворота событий в ближайшей перспективе невелика, в том числе и потому, что северокорейская элита (включая и новую рыночную элиту) в целом понимает, что в случае падения режима ее ждет печальная судьба, и демонстрирует необычно высокую сплоченность.

Однако ничто не вечно. Информация о внешнем мире постепенно распространяется в стране, и в условиях, когда экономика Северной Кореи сильно отстает и от Китая, и от Южной Кореи, распространение этой информации становится дестабилизирующим фактором. Понятно, однако, что падение северокорейского режима едва ли станет «бархатной революцией» в стиле Восточной Европы 1989 года. Если дело дойдет до серьезного кризиса, северокорейская элита, будучи загнанной в угол, не откажется от власти мирно, а будет, скорее всего, сопротивляться до последнего. Результатом может стать ситуация, весьма напоминающая ту, к которой привели революции под демократическими лозунгами в Ливии и Сирии, – с той немаловажной разницей, что в Северной Корее имеется и ядерное оружие, и другие виды оружия массового поражения, и, наконец, большое количество самых разнообразных обычных вооружений. Понятно, что ни у кого не вызывает восторга мысль, что страна, в которой имеется несколько десятков ядерных боеголовок и некоторые средства их доставки, может оказаться в состоянии гражданской войны и что на ее территории будут – по сирийскому или суданскому образцу – сражаться между собой самые разнообразные вооруженные группировки.

Понятно, что окружающий мир едва ли будет спокойно относиться к подобному кризису, поэтому вмешательство в него со стороны внешних сил станет практически неизбежным. С одной стороны, на такое вмешательство может пойти Китай (будем надеяться, без излишне активного участия России), с другой – американо-южнокорейский блок. В случае китайского вмешательства на территории Северной Кореи, скорее всего, возникнет некое марионеточное прокитайское государство, а в случае американо-южнокорейской интервенции внутренний кризис закончится объединением страны по германскому образцу – то есть, называя вещи своими именами, завоеванием Севера Югом. Этот сценарий тоже принесет немало проблем основной массе северокорейского населения. Понятно, что включение Севера в состав Южной Кореи на первых порах приведет к существенному увеличению уровня жизни северян, а также к резкому расширению личных и политических свобод. Однако довольно быстро северные корейцы обнаружат, что в объединенной стране они являются людьми второго сорта. Причины у этого будут как объективные – низкая профессиональная подготовка и отсутствие необходимых навыков у большинства северокорейцев, так и субъективные – настороженно-подозрительное отношение к ним со стороны южан и, соответственно, дискриминация, которой они будут подвергаться на своей собственной земле.

Во многом контуры будущих проблем можно увидеть, ознакомившись с тем положением, в котором находятся сейчас северокорейские беженцы в Южной Корее. Однако следует иметь в виду, что эти беженцы в своем подавляющем большинстве в свое время сделали вполне сознательный выбор в пользу Юга, и им, соответственно, трудно обвинять в собственных проблемах других людей. В том случае, если произойдет объединение страны под эгидой Юга и по германскому образцу, северные корейцы неожиданно обнаружат, что они стали гражданами второго сорта на собственной земле, причем мнением северных корейцев никто особо интересоваться не будет. Последствия этого неприятного открытия легко предугадать.

Наиболее благоприятным вариантом будущего является тот, который предусматривает мирную эволюцию северокорейского общества. Если Северная Корея действительно пойдет по китайскому пути (разумеется, никогда не признавая этого факта открыто, ибо сохранение высокого градуса национализма является важным условием поддержания внутриполитической стабильности), есть вероятность того, что страна постепенно выйдет из своего нынешнего тяжелого экономического положения. Разумеется, Китай Дэн Сяопина развивался в куда более благоприятных условиях. Тем не менее этот вариант имеет некоторые шансы на успех. Конечно, цена этого успеха будет достаточно велика. Диктатура развития будет предусматривать весьма жесткую эксплуатацию значительной части трудящегося населения, равно как и сохранение авторитарного режима со многими десятками тысяч граждан (в значительной своей части абсолютно ни в чем не виноватых), находящихся в тюрьмах и лагерях. Однако, если сравнивать этот вариант с вполне возможным вариантом гражданской войны в стране, обладающей ядерным оружием, он, возможно, и не покажется столь неприемлемым.