Эйдала прошла пару шагов, остановилась, сделала ещё пару шагов, как будто всё её тело пыталось осознать сказанное. После мучительно долгого пути она наконец подошла и склонилась над Ювой. Она облизала сине-чёрный большой палец абсолютно неправильного цвета. Долговечный, как и она.

– Юва, я дам тебе то, что ты хочешь, – сказала она и стёрла кровь с её шеи влажным пальцем. – Ты получишь назад свою жизнь – звучит недурно?

Юва приложила все усилия, чтобы не оскалиться.

– Чудесно…

Скоро всё закончится.

– Как только мы встретимся на Всеобщем забеге, конечно, – улыбнулась Эйдала. – Но если ты скажешь хоть слово об этой встрече кому угодно, в том числе Нафраиму, я буду вынуждена… Ну… Не думай, что моё желание найти дьявола сильнее моего желания отомстить. Это хороший совет, тебе следует прислушаться к нему.

Юва стиснула зубы и уставилась в пол. У каждой ножки стула на полу имелись тёмные отметины. Они словно говорили о том, что стул должен стоять именно на этом месте, ни на волосинку дальше или ближе.

Пальцы Эйдалы коснулись челюсти Ювы, потом расшнуровали рубашку и обнажили пораненное горло. Юва увидела его отражение в зеркале. Синяя полоса, напитанная кровью. Она закрыла глаза.

Эйдала положила руку ей на бедро и развела ноги Ювы в стороны.

– Сиди спокойно. Не дыши, не моргай, не шевелись. Смотри на отверстие в чёрном шатре, и не отводи от него глаз. Справишься, Юва Саннсэйр?

Я могу сделать больше, чем ты думаешь. Я обманула тебя, проклятая сука.

Эйдала подошла к чёрному шатру и скрылась за занавесом. Запах уксуса усилился. Юва быстро огляделась, она была почти готова сбежать. Опасная для жизни ситуация превратилась в неприятную. По её рукам бежали мурашки. И что, Гаула её дери, это за вонь?

Юва смотрела на отверстие и пыталась унять дрожь в коленях. Что дальше? Будет ли ей больно? Рубаха расстёгнута до груди, на шее рана. Она сидит на всеобщем обозрении, а из публики – её собственные бесчисленные отражения в зеркалах и съехавшая с катушек долговечная. Больная баба, которая возбуждается, когда унижает её. Извращенка.

Но Юва победила. Она обманула вардари, и теперь они могут спровадить друг друга в Друкну, ей их не жалко.

Тело Ювы оцепенело, когда Эйдала наконец вышла из шатра. Она взяла Юву за руку и подняла. Юва удивилась, что ноги смогли удержать её. Что случилось? Зачем она сидела там?

– Как я погляжу, ты не знаешь, где мы, – сказала Эйдала. – Уверена, ты отнесёшься с пониманием. Ну, ты позволишь? – она достала чёрный шарф, и, не дожидаясь ответа, завязала Юве глаза.

Юва ослепла. Она лишь слегка различала пятна света, когда её вывели на свежий воздух и усадили в карету. Пошёл дождь.

– О, да, – сказала Эйдала, зашнуровывая рубаху Ювы до горла. – На самом деле мне жаль, что старуха умерла. Эстер, так её звали? Как же мало способно вынести тело в таком возрасте. Даже кровавую жемчужину может не перенести.

Юва застыла на месте. О чём, чёрт возьми, она говорит? Она убила Эстер? Она давала ей кровавые жемчужины? Или же она намекает на то, что ей многое подвластно?

Дверца кареты захлопнулась. Иглы Эйдалы потихоньку покидали сердце, и Юва тяжело задышала.

Не реви. Никогда никому не позволяй увидеть слабость чтицы крови.

Карета тронулась. Её ритмичное движение успокаивало Юву, каждый подскок на камне укреплял ощущение безопасности. Дождь барабанил по крыше кареты. Паника слабела и отступала, оставляя после себя нечто столь же пугающее. Понимание того, что случившееся скоро дойдёт до неё, снова поглотит её, а она не сможет сбежать.

Когда карета наконец остановилась, Юва поняла, что прибыла домой. Она сняла шарф и выбралась наружу, поднялась по лестнице, не оглядываясь, и стала шарить в кармане в поисках ключа. Она вошла в дом и почувствовала, как он принял её в свои объятия. Та же самая дрожь, которую она испытывала с семи лет и которой не было почти пять дней.

Гриф…

Она услышала голоса и придержала рукой тяжёлую кованую дверь, чтобы та не хлопнула. В библиотеке кто-то ссорился. Броддмар и Гнилобой. Гриф. Пахло едой, но перед глазами Ювы стояло гнилое яблоко.

Юва приложила руку к сердцу: ей казалось, оно разорвётся. Он вернулся. Он жив. Воля, которая помогала ей держать себя в руках, была готова подвести Юву. Она знала, что парни боятся за неё, ждут, что она подаст признаки жизни, но сейчас не могла никого видеть – по крайней мере только не Грифа. Тогда она точно сломается.

Она прокралась вверх по лестнице, прошла по чердаку и вышла на крышу. Спотыкаясь, она подошла к краю и ухватилась за перила. А потом тело сдалось, и грудь Ювы сотрясли глубокие судорожные рыдания.

Ярость прожигала до костей. Дикий, необузданный гнев. Ничего подобного она никогда раньше не испытывала. Так почему же она ревёт, как ребёнок? Непостижимо.

Юва трясла перила, проглотив крик. Она что, думала, боги могут её слышать? Хотела ли она, чтобы они все сгнили, несмотря на то, что небо плачет вместе с ней? Фонарный переулок пропастью раскинулся перед Ювой и манил её, но даже он был не в состоянии вместить всю ту черноту, что Юва носила в себе.

Эстер, которую она собственноручно прикончила, как дикого зверя. Мама, которая заставила её встать на этот путь перед тем, как заблевалась до смерти. Велеречивый Нафраим, начало всего зла, которого она так и не смогла убить. Рюген, крысиный король предательств, жалкая, убогая гнида. И Сольде…

О чём ты, Гаула тебя дери, думала, сестрёнка?

Ведовская гильдия, которая распалась под её смехотворным руководством. Кровь и волчья хворь. И вот сегодня вечером она заглянула прямо в Друкну, бросила взгляд в глубь тёмной пропасти, которая до смерти пугала её. Только сейчас она поняла, с чем имеет дело, что создал Нафраим. Больной шеей она ощущала каждую каплю дождя. Там, снаружи, разгуливали чудовища.

Но она получила то, что хотела, – мир до самого Всеобщего забега.

От этой мысли Юва улыбнулась до боли в горле. Она отправит Грифа домой, пропихнёт этого чёртова дьявола через Очевидца, навсегда вытолкает из этого мира. Медленно, но неизбежно вардари сгниют и вымрут. Эйдала тоже. И ей будет куда больнее, чем Юве сейчас.

Что будет потом, не имело значения. Как только он исчезнет, ей будет нечего терять. Чёртов Гриф. Волк, который разбивал её на части, которого она одновременно хотела трахнуть и убить. Она хотела от него бесконечно больше того, что он когда-нибудь ей даст.

Пять проклятых дней с молчащим сердцем.

И как же я буду доживать жизнь?

Сердце начало колотиться не в такт с собой, как будто услышало её мысли, и Юва поняла, что он близко. Он почуял её, когда она вошла в дом, так же уверенно, как она почуяла его. Юва утёрла рукавом нос, благодаря дождь. Гаула не приведи, чтобы он увидел её плачущей; хотя, она подозревала, было уже слишком поздно.