не подумаете, что я отношусь к вам предвзято, – сказал он, – но вы первый человек из опрошенных мною, кто знает об этом не понаслышке».

«Я знал, что она умирает», – сказал в ответ Кулотта. Когда Мерл Лагасс стала задыхаться, он попросил медсестру вернуться в больницу и принести препараты из отделения реанимации. «Я сказал: сходи туда и раздобудь немного… немного морфия и ативана».

Медсестра принесла сразу несколько препаратов – Кулотта точно помнил, что среди них были морфий, ативан и версед. «Понимаете, морфий… он снимает ощущение удушья… и да, он ускоряет смерть… в этом нет никаких сомнений. Но тогда он был введен… исключительно с намерением избавить больную от страданий… Да, именно это мы и сделали».

Кулотта, по его словам, был рядом с Лагасс, когда она умерла. «Другой больной, тот джентльмен, с ним все было немного по-другому. Я ввел ему лекарства и ушел, а потом вернулся – минут через пятнадцать-двадцать. Так вот, он все еще мучительно боролся за жизнь, и мы ввели ему еще немного».

Шафер поинтересовался, насколько сильно описанная процедура введения препаратов отличалась от стандартной практики, принятой в медицине. Обычно, сообщил Кулотта, инъекции делаются через капельницу, и электрический насос закачивает пациенту в вену строго определенное количество препарата в течение определенного времени. «В таких случаях легко дозировать лекарство, – пояснил Кулотта. – Скажем, вы начинаете с десяти миллиграммов в час, но если видите, что пациенту не стало легче и он продолжает страдать от боли, то можете без труда увеличить дозу до двадцати миллиграммов».

Однако там, на крыше гаража, медсестра ввела препарат пациентам в вену с помощью шприца. Кулотта не мог вспомнить, какую именно дозу он попросил ввести Лагасс, но точно знал, что она была большая. Лагасс принимала обезболивающие таблетки, и у нее, скорее всего, снизилась восприимчивость к такого рода препаратам.

«Когда мы ввели ей морфий, это быстро привело к смерти», – спокойно сообщил Кулотта. Следователи были немало удивлены его хладнокровием: он говорил как ни в чем не бывало. Они поинтересовались, было ли общепринятой практикой введение пациентам высоких доз наркотических и седативных препаратов, когда у них развивался упомянутый Кулоттой синдром затрудненного дыхания. Уже после разговора с Роем Кулоттой один из следователей специально изучил этот вопрос и поделился полученной информацией с Райдер и ее командой. Оказалось, что синдром Чейна-Стокса, выражающийся в учащенном затрудненном дыхании, действительно часто возникает незадолго до смерти, но может проявляться и во многих других случаях. Например, у людей с сердечной недостаточностью или повреждениями мозга он подчас возникает во время сна. Значит, существовала вероятность, что пациенты, которым Кулотта намеренно ввел смертельную дозу препаратов, вовсе не находились при смерти.

Агент, который занимался выяснением этих подробностей, нашел статью, описывающую специфическое дыхание, о котором свидетели не раз упоминали во время опросов, – так называемое агональное, то есть предсмертное. В статье говорилось, что пациент в подобных случаях мучительно хватает ртом воздух. Автор статьи отмечал, что это весьма часто происходит за несколько минут или даже секунд до смерти, когда уровень кислорода в крови и в тканях резко падает и за функцию дыхания начинает отвечать самая древняя в эволюционном смысле часть головного мозга – ствол. В статье помимо прочего говорилось: «Исходя из того, что нам известно о боли и функциях мозга, можно сделать вывод, что пациенты, которые хватают ртом воздух, по всей вероятности, не испытывают болевых ощущений и каких-либо иных мучений». Это, писал автор статьи, объясняется тем, что в их организм, в том числе в мозг, поступает слишком мало кислорода.

Тем не менее, когда человек хватает ртом воздух и, как кажется, борется за каждый его глоток, а его тело сотрясают конвульсии, внешне создается впечатление, что он страдает. Если это происходит в течение длительного времени, его родственники и даже медсестры приходят в ужас. Некоторые эксперты в области медицины считали этичным облегчать боль и страдания таких, по сути, умирающих пациентов, вводя им морфий и другие наркосодержащие препараты – несмотря на то что они могли подавить дыхательную функцию и ускорить смерть. Они обосновывали свою позицию тем, что невозможно определить степень дискомфорта, который в подобных случаях испытывают больные. Степень моральной и юридической ответственности за смерть пациента определялась весьма тонкими и хрупкими гранями между желанием больного умереть, способностью медика предвидеть трагический финал и его осознанным решением избавить пациента от страданий.

* * *

Анна Поу ежедневно была объектом самого пристального внимания Райдер. Изначально она возникла в поле зрения специального агента как некий призрак, невидимка, время от времени появлявшийся на седьмом этаже. Но вскоре призрак начал обретать плоть и кровь. Райдер получила описание этой загадочной женщины. Она узнала ее основные антропометрические данные, выяснила, как ее зовут, дату ее рождения, последний известный адрес ее проживания. Райдер вложила фото с ее водительских прав в целую пачку других фотографий сотрудников Мемориала, которые постоянно держала перед глазами и перебирала, стараясь запомнить каждое лицо.

Райдер было известно, как выглядит подпись Поу. Вирджиния видела ее в соглашении о переводе на новое место работы – под крыло Университета штата Луизиана, который, в свою очередь, направил ее в Мемориал, где ей были предложены особые условия. Договор был заключен за год до урагана. Подписывалась Поу широким росчерком с изящными закруглениями. Точно такая же подпись красовалась на трех бланках аптечных требований под словами «морфина сульфат». Требования были выписаны в четверг, 1 сентября 2005 года, и заполнены аккуратно, твердой рукой, несмотря на царивший в больнице хаос.

Райдер знала, что одного из старших братьев Анны Поу назвали Фредериком в честь отца, который был врачом. Спецагенту было известно и то, что он использовал фальшивые имена и фамилии – Джонни Моралес и Сесилио Ромеро. Как и то, что он находился в федеральном розыске по ордеру Управления по борьбе с наркотиками, причем входил в список самых опасных преступников. Его обвиняли в распространении наркотиков. А проживал он, если верить последним оперативным данным, в Мексике.

О том, что за человек Анна Поу, Райдер знала только опосредованно, по рассказам. Представления спецагента о ней складывались в основном из результатов опросов свидетелей, которые проходили в медицинских кабинетах, пахнущих дезинфекцией и освещенных люминесцентными лампами, и жилых помещениях, которые менялись, словно в калейдоскопе. Впрочем, бывало и так, что Райдер беседовала с людьми в хорошо знакомом ей конференц-зале здания в Батон-Руж, где она работала, или за столом в кабинете – ее собственном или Шафера.

Райдер тщательно собирала слова и фразы, которые использовали свидетели при