Он так подействовал на наших молоденьких барышень, что одной сделалось дурно. Тут, как всегда, началась суета, беготня горничных, по большей части бестолковая, крики, ахи да охи, причитание приживалок – словом, ты сама знаешь эту московскую дремучую манеру окружать себя всякими отвратительными нищими, карлами, и прочее… Как-то чудом, посреди всей этой кутерьмы девица пришла в себя и рассказала, что видела в окно смерть.

Все принялись ее расспрашивать, допытываться, а наша милейшая барышня только смеялась! И так довела бедную девицу до слез. Это скорее жестоко, нежели невоспитанно. Мишель старался урезонить ее, да не тут-то было! Ему тоже досталось всякого пренебрежения, которого она раньше себе никогда не позволяла выказывать.

Скоро поспел обед, и все отправились к столу, накрытому в новой зале. Прекрасные кушанья и напитки несколько разрядили атмосферу. Завязались непринужденные беседы, обсуждалась предстоящая большая охота с гончими, на которую обещали взять барышень, будущий бал, который будет давать генерал Левашев по случаю совершеннолетия своей дочери, и другое.

Ты помнишь, дорогая Марго, что дом у моих хозяев очень хорошего вкуса, благодаря стараниям бабушки Баскаковой. Двери все красного дерева и с инкрустациями, мраморные камины, много зеркал в золоченых рамах, по углам комнат кафельные печи отменные, гардины и обивка – все выписано из-за границы. В обеденной зале – ореховая мебель, повсюду канделябры и ковры, начищенные бронзы, голландские портреты и мягкие кресла. А окна высоченные – и выходят в сад. Мы сидели как раз напротив окон… И вдруг в разгар обеда другая уже барышня падает в обморок. Ну, тут уж все смешалось…Все повскакали, несколько богемских бокалов разбили, крики, визги… Барышня говорит, ее через окно сглазили!

Видимое ли это дело? Во-первых, стало уже совсем темно, и в окно можно было бы увидеть кого-нибудь, ежели бы он уж совсем вплотную придвинулся. Мы уже потом обсуждали, что это Лопухин устроил свои масонские штучки, чтобы прибавить себе весу в обществе. Но настроение было испорчено. Некоторые засобирались домой, а нашу барышню это очень взбесило. Ей, видите ли, хотелось танцевать, а тут общество расстраивается. Мишель, конечно, тут же кинулся ее успокаивать, развлекать, а только она еще больше рассердилась. И начала выговаривать, что ежели все разъедутся, то она все равно не позволит испортить праздник из-за какой-то несуразицы.

И заявила всем, что после обеда покажет им что-то необыкновенное, такое, чего они еще не видели. Мужчины, очень заинтригованные, как всегда, пошли в курительную и велели туда подать хересу, а молодежь стала играть в фанты. Кое-кто уехал все-таки, но многие гости остались.

Я вышла на балкон, подышать немного свежим воздухом, и увидела Мишеля. Ты знаешь, что им не залюбоваться нельзя, такой он весь стройный, молодцеватый, – блестящий, одним словом. И как ему идет военный мундир! Просто глаз не отвести. Только вид его был совсем не радостный. Он прохаживался вдоль аллеи, и как будто все высматривал кого-то. Все оглядывался, останавливался, прислушивался. Я подумала, он барышню ждал. Она часто его дурила – велит прийти на свидание, а сама не явится. Что за дикая манера!

Тут начали мазурку играть, и я вернулась в зал. И тут… вообрази, дорогая Марго, наша барышня учудила-таки, – явилась на танцы в маскарадном костюме! Что за костюм, точно не скажу, – но определенно, дикий. Обернулась какой-то красной парчой – до неприличия просто, – бедра, ноги, все обтянула, и за спину длинным хвостом забросила. Волосы у нее пышные, черные, как ночь, – аж в глаз бьет! – по плечам распущены, кожа смугловатая, глаза жгучие, смоляные, губы алые, пухлые, и над губой эдакий персидский пушок. Все кавалеры так и застыли с разинутыми ртами. Они бы за этот пушок над ее губой пострелялись бы все, поперебились бы, если бы хоть какую-то надежду могли иметь. Хоть во сне, не то, чтобы наяву.

Но самое интересное, что при такой фигуре, при такой внешности, при такой угадывающейся чувственной страстности, барышня наша очень холодна всегда. Не знаю, естественно это у нее, или притворство, но только кроме Мишеля, она никогда ни на кого и не глянула.

Тут уже ночь в разгаре, все свечи зажжены, камин пылает, – и она стоит посередине залы, а в ушах горят рубиновые серьги – единственное украшение, но какое! Я прямо рот открыла. И не думай, что только я, – все!.. Даже генеральша Левашева, которая без нескольких пудов брильянтов из дома не выезжает.

Что тебе еще сказать? Мишель пригласил ее на мазурку, потом на вальс, – все начали танцевать, веселиться, как будто не дворянское общество, а… не знаю, какое слово подобрать, но все это было до крайности смешно, а отчасти даже и неприлично. Как будто бы безумие на всех нашло.

Удивительнейшая, скажу тебе, это была ночь. Словно веселье никогда уж не повторится более… К утру почти все разъехались. Мишель тоже откланялся. Я видела, как он садился в экипаж. Барышня не вышла его проводить. Завтракать утром никто не явился, – все отсыпались.

А днем, когда барышня, бледная и унылая, вышла к чаю, – явился этот ужасный то ли нищий, то ли странствующий монах. Ты понимаешь меня, Марго, как раздражают эти бродяги и попрошайки, – но господа их не гонят, а, напротив, всячески привечают, поят-кормят, едва только что ручку у них не целуют. Вот и доигрались.

Нищий этот начал ходить вокруг дома, как тень. По окнам заглядывал. Дождался, пока барышня выйдет, и прямиком к ней. Она, конечно, ласково с ним разговаривала, а потом вдруг рассердилась, и говорит ему:

– Нет! Нет! Ни за что!

Он спорить зря не стал, и ушел. А у барышни настроение испортилось еще больше. Она уж и чай пить не стала, ушла на балкон и долго-долго там сидела, – не то раздумывала о чем-то, не то плакала украдкой.

Я ходила в сад рвать ландыши, чтобы поставить на стол к обеду, и увидела там этого нищего. Веришь ли, душа моя, меня прямо жуть взяла, и холод какой-то до костей пробрал. Капюшон его рясы, так низко надвинут на лицо, что я, как ни старалась, черты не смогла разглядеть. Это и к лучшему, наверное, – почему-то мне кажется, что зрелище было бы ужасным.

В этот же день, вечером, приехал Мишель. Они с барышней очень долго разговаривали, даже как будто ссорились. Мне рассказала об этом барынина горничная Лушка, которая страсть любит подслушивать. Она якобы слышала, как барышня говорила что-то про серьги, и что нищий просил ее продать их ему. Это уж вовсе неслыханно! Что ж это за нищие, которые могут купить такие драгоценности?! Или он безумный? Еще мне Лушка призналась, что когда помогала барышне одеваться, то тайком глядела на эти самые серьги – больше всего ее поразило то, что ни у барыни, ни у барышни она их никогда прежде не видела. И где они лежат не знала. А на обратной стороне у них странный знак – квадрат, а в нем круг с треугольником. Что это за знак такой? На клеймо ювелира не похоже. И сами серьги такие необычные, точно не у нас сделаны, притом очень давно…

Я это все обдумывала и вспоминала целый вечер – как красные камни эти горели огнем, как будто они собирали свет от всех свечей… Очень необычная вещь.