у одного у тебя мало времени. Но все это когда-нибудь в будущем. Сейчас-то мы с тобой сидим оба тут. Живые.

«Пока еще живые», осталось висеть в воздухе. Но Ямато ничего не сказал. Он лишь пронаблюдал за тем, как струсил Ода пепел, и пробормотал:

— Ваш сын мне очень помог.

— Это главная истина, которой я его учил. Искать союзников там, где никто не станет. Ты заступился за маленького корпората, не дал Масаки учинить зло: и в итоге оказался ценным активом для него. Так связи и строятся. Хотя, — насмешливо, — судя по твоему лицу я тебе не очень-то понравился. Но ничего страшного, это частое явление.

И Ода хрипло рассмеялся.

Ямато лишь покачал головой в ответ. Ну и как он мог объяснить свою реакцию? Ода не был связан с Окамурой, они были невероятно далеко друг от друга, люди совершенно далеких полей. Просто схожи. Даже смысла рассказывать об этом не было. Что уж, это даже в мыслях звучало странно, что уж говорить о том, чтобы это вообще озвучить. Поэтому он просто помассировал виски, стараясь утихомирить внезапно заболевшую голову. Вспышки если и случались, то очень неожиданно.

Интересно, что было страшнее: болезнь Оды, или же то, что натворил Отора у Ямато в голове?

Отора…

Это имя отдалось неприятным послевкусием на языке.

— Хм, Масаки был прав, — неожиданно фыркнул старик.

— О чем?..

— О том, что у тебя разные «руки». Хром.

Медленно Ямато опустил взгляд на левую руку — ту самую, о которой, вестимо, говорил Ода. Без синтокожи, с неровным спаянным швом… Та рука, которую полтора года назад отсек ему Харада. И тот самый хром, который ранее принадлежал ему. Как вечное напоминание о том, что тогда случилось. Клеймо, победная добыча, можно было называть как угодно, но факта это не меняло: это был след его ошибки, его крупной неудачи, когда собственными руками он загубил невинную жизнь, что пообещал спасти. Крепко сжав кулаки, Ямато лишь крепче сжал зубы. Он удивился, когда Ода протянул ему руку, явно желая рассмотреть столь забавную деталь поближе, но все же повиновался.

Да и чего тут было скрывать? Вряд ли Оде было дело до «Хорин».

— Это другая модель, — вскинув бровь, заметил Ода. Он с любопытством рассмотрел хром и постучал пальцем по неровному шву: — Как криво припаяно… Сам делал?

— Нет, нашел человека.

— Хорошая игрушка. Но по размеру тебе явно не подходит, у тебя по итогу одна рука чуть длиннее второй. Ты не заметил? Сам украл, или тебе, ну, перепало в результате какой-то стычки? Ты не бойся, я осуждать не буду. Удивительно, что он работает, мне казалось, такая тонкая техника при малейшем нарушении начнет сбоить.

— Хороший риппер попался.

Ода говорил спокойно, размеренно, и это разительно отличалось от того же Масаки, что был словно маленьким шариком энергии, все клубившимся и клубившимся.

— И все же, почему ты так испугался? Побоялся, что это аукнется Масаки?

Чуть подумав, Ямато все же отрицательно покачал головой.

— Нет. Но надо было бы, — и спешно добавил: — Ваша слава Вас опережает, но тоже не поэтому… Я не могу объяснить. Это будет звучать глупо, поверьте.

— Удиви меня, — хмыкнул Ода.

Они оба развернулись в сторону внезапно приоткрывшейся двери, куда проскользнула молодая девочка в короткой юкате. Она быстро подобрала пустой чайник и чашки, и, быстро обменявшись едва слышными репликами с Одой, ускакала обратно. И только когда дверь за ней захлопнулась, Ямато развернулся к Оде и вымученно, настолько не хотел говорить об этом, произнес:

— Вы напомнили мне человека, которого я знал.

Ему кивнули, мол, продолжай.

— Возможно, Вы слышали о нем. Окамура Тенсай.

Некоторое время Ода молчал, смотря на него крайне пристально.

Вестимо, он понял, о ком идет речь. И слова Ямато, стало быть, его… удивили? Оскорбили? Сложно было сказать, старик был скуп на эмоции, и сейчас, когда хотелось бы понять конкретней, Ямато мог лишь гадать, потому что Ода не выражал реакцию вообще никак. Потом поднял голову кверху., задумчиво.

Постучал пальцем по губе.

— Этот? Что, образы влиятельных пожилых людей тебе кажутся схожими? — когда Ямато поморщился, Ода вновь улыбнулся краешком губ. — Шучу, конечно. Нет ничего страшного, Ямато. Проекции образов — это абсолютно нормально, в юности я тоже считал всех стариков одинаковыми. Я скорее удивлен, что ты его знаешь.

— Мы работали вместе.

— И ты так просто ушел? Поразительно. Многие бы руку на отсечение дали, лишь бы их приметил столь влиятельный делец, а ты…

— … просто ушел.

Чуть подумав, Ямато неохотно признался:

— Из-за инцидента в прошлом… Вот и вся история. Не то, что Окамура-сан мне насолил. Просто, когда я думаю… о том, что произошло, мне неприятно. По многим причинам. Из-за моей ошибки произошло много нехороших вещей, и, самое ужасное, что я повторил ее дважды. Дураки страдают по собственным причинам. Убил столько людей…

— Ты так говоришь, будто это что-то плохое.

Голос Оды звучал незаинтересованно.

— Вы так не думаете?

— Учиться на собственных ошибках тоже полезно. Не все хорошие истории написаны без крови за ними. Скажи мне, Такигава-кун, ты же уже все помнишь? Масаки говорил, что у тебя были проблемы с памятью.

— Не все, но многое.

— Это хорошо-о-о-о… Так вот, о кровавых историях. Верь или нет, однако перед тобой сидит человек, который точно так же ошибся в прошлом. Тогда я думал, что поступил очень глупо и неразумно, но сейчас, спустя много лет… начинаешь смотреть на такие вещи иначе.

Это явно была какая-то житейская мудрость, и Ямато выжидающе уставился на Оду. Тот, игнорируя даже вошедшую обратно девочку с чайником и чашками, начал задумчивым тоном, так, будто бы ему только в радость было повспоминать старые добрые деньки:

— Я тоже много ошибался, Такигава-кун, и посмотри, где я сейчас. Когда-то давно у меня был брат, он был журналистом, работавшим на тогда еще молодую «Гендзи». Один раз он сунулся к одному корпорату в погоне за сенсацией, а получил лишь пулю в лоб. Я тогда взбесился, пошел мстить. И в итоге здорово насрал в кашу тому человеку. Если ты слышал мое имя, может, слышал и истории об одном из чистильщиков Тебея, который прославился реками кровь, и так далее, так далее…

И затем рассказал.

По воспоминаниям Оды, то был пятьдесят восьмой год.

Были живы люди, помнившие мир до сомкнувшихся границ, до войны; пять лет прошло с момента, как Токио окончательно переименовался в Эдо. Тогда он сам, Ода Кенджиро, был простым чистильщиком одной неназванной банды, ныне