выстрелит, понял, Кенджиро, и бросился наперерез. Прежде чем Тацуя успел что-либо сделать, он вогнал ему вибронож прямо в руку, включая; кость треснула, и, схватившись за искалеченную конечность, он завалился на пол с громким воплем. Но он был зол, о, это был не страх, пьянящая ярость, и, смотря на Хорин Тацую сверху вниз, Кенджиро думал: да, Юкио поступил глупо, что сунулся против такого человека. Хорин Тацуя был безумцем, психопатом, который умел контролировать себя, и в этом уродстве Кенджиро видел ценнейшую красоту.

Он сам был таким же.

Асурой.

Стоя над ним, в крови с головы до ног… Понятно, почему тот и правда поверил в сказку, что это его брат вернулся из могилы.

— Ах!.. Батюшка! Батюшка!..

— Стой! Не иди сюда! — пытался рявкнуть Тацуя.

Откуда-то позади донеслись звонкие каблуки; вынырнув, юная девица в таком же халате, видимо, лаборантка, бросилась к Тацуе и схватила его за плечи; в ужасе взглянула на Кенджиро. Он мог бы убить ее в назидание Тацуе. Родную дочь, очевидно, чтобы тот осознал, каково это — терять собственную семью. Мог бы убить его самого. Но, подумалось, он и сам найдет себе покой. Потому что таким людям, как они… Заложено было жить не так уж и долго.

Отвернувшись, Кенджиро направился к монолиту.

— Стой!.. Неужели ты… Ублюдок!

Понял его план.

Хорошо.

Тем болезненней будет удар.

Перехватив вибронож в руке поудобней, Кенджиро пометил окно терминала. Выглядело плотно, но примерно понял, как уничтожить этот блок, так, чтобы восстановить его не представлялось возможности. Спасибо Юкио и его записям. Спасибо Юкио…

— Да кто ты такой, ублюдок?!

Кенджиро занес руку…

Стекло не выдержит. Он хорошо это понимал.

— Я… буквально ничто.

— Я многих лишил жизни. Казалось бы, столько людей тогда померло. А что в итоге? «Хорин» как стояли, так и стоят. Вернул ли я местью брата?

На последнем Ода хмыкнул. Но Ямато не слушал; при упоминании «Хорин» вздрогнул и резко вскинул голову.

Опять оно. Опять эта корпорация.

«Хорин», «Хорин», «Хорин»… Голова не заболела, но в голове словно что-то щелкнуло. Он не мог это описать… Но Масаки говорил, что Ямато напоминал ему отца в чем-то, и, выходит, у них двоих были претензии к этой корпорации… Ода прославился множеством пролитой крови, неужели Ямато тоже ждет такая судьба?

Он вздрогнул, когда Ода чиркнул зажигалкой и закурил вновь.

— Вам бы перестать курить. Раз болеете.

— Нудишь прямо как Масаки, — фыркнул Ода. — Один раз живем. А я свое уже отжил.

Затянулся.

— Когда на нас сваливается благо, нам говорят: это даровали нам боги. Но стоит случиться ужасному, как риторика меняется. «Кто сбросил бомбы в начале прошлого столетия?», и так далее… Не боги это сделали. Это сделали люди, у которых была власть. Была возможность все изменить. Мой брат тянулся к этому образу, надеясь тоже вбить гвоздь в существующую систему, идеалист… Но его идея была сырой. У него не было связей, средств, ничего. Но у тебя, Такигава-кун, все еще есть шанс. Все исправить, — он указал на него сигаретой. — Вернись к Окамуре. Закончи начатое. И тогда у тебя будет шанс заслужить свое искупление.

Шанс на искупление.

Ямато моргнул. Вот, что было ему нужно. После стольких смертей по его вине. Искупление. Ханзе же, он в чем-то руководствовался теми же идеями, что и Окамура. И если у него и правда получится, если они закончат идеи Ханзе с Окамурой, то все эти смерти будут не напрасными. А сам Ямато наконец-то заслужит искупления. Сможет взглянуть в глаза всем тем, кого сгубил, и камень падет с его плеч.

Просто потому, что это были необходимые жертвы.

Раз уж Ханзе хотел сделать его идолом… Надо было поступать соответствующее.

На выходе из игрового дома Ямато увидел автомобиль и человека, стоявшего рядом; неожиданно знакомого. За год тот ничуть не изменился, все такой же хмурый ублюдок с манией разделывать мясо. Ну, наверное. Последнее было скорее додумкой, вольной фантазией, уж больно много произошло из-за того, что Ямато услышал тогда тот разговор с Цунефусой, что, вестимо, не предназначался для его ушей. Верно говорили: одни слова для кухонь, другие — для улиц.

Ишикава приметил его и вскинул голову; лишь криво улыбнулся, когда тот, следуя неведомой самому же логике, подошел ближе. Зачем? Что Ямато собирался делать? Поздороваться? Глупость полная. Но отчего-то его потянуло сюда, к этому человеку… Может, ностальгия по прошлому, элементарному в своей цели: просто драться и зарабатывать деньги. Боже. Если бы он тогда согласился на договорные бои, ничего бы этого не было.

Это вызвало у Ямато кривую улыбку, которую Ишикава, впрочем, воспринял иначе.

— Я не ожидал тебя увидеть.

— Я Вас тоже.

Якудза взглянул на игровой дом и громко хмыкнул.

— Ну, я все же работаю на Оду. Ничего удивительного.

— Как интересно сходятся все пути. А я работаю с его сыном, — Ямато бросил косой взгляд на водителя, сидевшего в автомобиле и смотревшего на него исподлобья через зеркало заднего вида. Хмыкнул. — Скажите своей собаке угомониться, а то боюсь, что он вцепится мне в лицо.

Ишикава угрожающе сузил глаза и потряс сигаретой.

— Повежливей, маленький ублюдок.

В ответ Ямато лишь пожал плечами.

— Полтора года, как ты свалил, — голос Ишикавы прозвучал насмешливо. — Слышал? Цунефуса тебя обыскался. Как и Юаса.

— Плохо.

— И сестра…

— Которая мне не сестра. Ага.

Некоторое время они помолчали. Ямато смотрел в пустоту, не зная, что сказать тут дальше. Они не были друзьями, не были товарищами, в общем-то, они были друг другу никем, просто проходимцами. Выступления на арене Ишикавы не построило между ними какой-то особой связи, и единственное, что удерживало его тут сейчас — неизвестное чувство, словно ностальгия. Словно рядом с Ишикавой он все еще мог притвориться Сумэраги Ямато, единственной жаждой которого были деньги.

Который не был убийцей. У которого была семья. У которого не было прошлого.

Но теперь… кем он стал?

— Ты даже их не предупредил?

— А что я должен был сказать? — ощерился Ямато. — Цунефусе, который решил пойти перед тобой на уступки? Или, может, сестре, которая врала мне все время? Ах, да! Конечно. Еще же Юаса-сан. Вот уж точно невероятный человек, я, наверное, в ноги ему должен падать, извиняясь! Об этом речь, да?!

Ишикава нахмурился.

— Не драматизируй. Я не говорил конкретно про Юасу.

— А про кого, черт возьми?!

Ямато выкрикнул это; и понял, что силы кончились.

Эмоциональные встряски всегда лишали его сил; он привык быть замкнутым одиночкой, отчего в школе у