— Что? — Он испугался. — Откуда тебе это знать?

— Не задавай вопросов и не услышишь лжи, — снова улыбнулась она.

— Черт возьми, Пру! Сейчас не время!

Ему показалось, что внутри у него прорвало плотину.

Хочешь ли ты стать властелином всех миров?

Золотая мишень горела, как солнце, в его левом кулаке, но, будучи магической, не мешала ему держать копье. Он вставил в замочную скважину золотой ключ, который украл у Мирам. Линии белого огня побежали от углов к центру.

— Врата ожили, — сказал бин Маймум.

Когда белый огонь осветил врата, Габриэль увидел, что, в отличие от врат Лиссен Карак, где было десять положений замка, тут их всего два. Он глубоко вздохнул и повернул ключ во второй раз.

Узор из камня и стекла исчез, и горячий ветер ударил в лицо. Песок прошуршал по краю зеленого щита. Очень долгое мгновение Габриэль стоял один в свете чужой зари. У него за спиной был подземный зал замка Арле.

Впереди тянулась по каменной дамбе над пустыней каменная же дорога, которая заканчивалась входом в пещеру. Оглянувшись, Габриэль увидел, что стоит у входа в другую пещеру.

Ему показалось, что сердце сейчас разорвется. Он шагнул вперед, хотя не собирался делать ничего подобного. Его зеленый щит исчез. Габриэль стоял, ничем не защищенный, кроме золотого баклера. Его охватил жар летнего утра в пустыне, и лента дороги впереди бежала к одинокой горе почти у самого горизонта.

Он сделал вдох. Воздух обжег легкие. Габриэль уже вспотел.

— Господи Иисусе, — сказал Калли, — это же чертов ад.

Часть II

Все запутывается

«Сражайтесь, проигрывайте, вставайте и сражайтесь снова».

Глава 11

ВНУТРЕННЕЕ МОРЕ — АНЕАС МУРЬЕН

Анеас вытащил свое каноэ на южный берег Внутреннего моря. Эднакрэги вздымались стеной и тянулись далеко на восток. Берег огромного озера пылал костром осенних листьев, и солнце поднялось уже довольно высоко в невероятно голубом небе.

— Опять лес, — сказала Ирина.

Анеас заставил себя улыбнуться ей, хотя ее заигрывания казались ему все более неприятными, и он был почти уверен, что мастер Смит пытается наложить заклятие на них двоих.

У нее за спиной из восьми больших каноэ выбирались его разведчики, а с двух круглых кораблей сходили латники и арбалетчики.

Анеас посмотрел в сторону ближайшего каноэ и увидел среди буковых деревьев на берегу боглина Крека и Льюина.

— Все чисто, — сказал Льюин, странно пришепетывая. — Я ходил далеко на юг, почти до первой реки Лиливитен.

— Гардунсаг, — выплюнул боглин, и его четыре челюсти застучали друг о друга — так он смеялся.

Льюин закатил иссиня-черные глаза.

— Не надо, пожалуйста. От звуков твоего искаженного языка у меня чешутся плечи.

Он показал клыки, и боглин от удовольствия зацокал.

— Господа, — сказал Анеас тоном своего брата.

Могучий ирк поднялся на ноги.

— Долгий день и долгая ночь. Я чую запах Орли и подобных ему у Лиливитен. Они впереди нас. Им идти до крепости два дня, нам — три.

Анеас посмотрел в тихий лес.

— Я уже устал, — признался он.

— И я, — кивнул Льюин.

Анеас поплелся обратно к берегу, где все взваливали на спины свои мешки, а галлейцы с опаской смотрели на деревья.

— Семьдесят лиг, — сказал он. — Мы пойдем так быстро, как только сможем, в основном по безопасным тропам. Но вы должны учесть, что драка может начаться в любое мгновение.

Гас-а-хо помахал трубкой.

— Я узнаю, если Орли подойдет близко. Наш… хозяин… дал мне знак.

Анеас хотел бы, чтобы эти новости его порадовали, но он слишком устал, чтобы чувствовать что-то еще. Погоня и охота больше не приносили радости.

Он огляделся и увидел, что многих его людей больше нет и их место заняли незнакомцы. Он глубоко вздохнул и попытался думать о запахе листвы и вкусе солнечных лучей.

— Будем чередовать бег и ходьбу, — сказал он. — Двадцать лиг — долгий переход, а двадцать пять — еще дольше. Пошли.

Он протрубил в рог, и все, у кого были рога, подняли их в ответ и выдули по одной ноте. Отряд побежал в лес.

КОХОКТОН — ЭШ

Эш несся на юг, как громадная воронья стая, и животные дрожали, попадая в тень его крыльев. С огромной высоты он видел землю почти до Великой реки на западе. Его армия шла по долине Кохоктона темной колонной, похожая на армию муравьев, увиденную с крыши. Три кургана на западе, которые все еще изрыгали пепел и расплавленный камень, предвещали морозную зиму и огромные беды. Неожиданное и приятное последствие его ударов.

Но в эфире оживал старейший враг его расы. Начиналось. Эш узнавал знаки. В каком-то смысле он сам преднамеренно ослабил древние заклинания, удерживавшие одайн во вратах.

Но это началось слишком рано и казалось слишком сильным. Ему нужна была покорность.

Эш тянул силу во время полета, оставляя за собой ряды мертвых иссохших деревьев. Он открыл — возможно, не первым, — что черную силу почти всегда было проще всего захватить. Он поднял несколько щитов и начал снижаться…

Первая же стрела чуть не погубила его.

В эфире тварь во вратах походила на бесконечную паутину живой плоти, соединенную дорожками слизи. Само ее присутствие угрожало сокрушить его, и сила ее принуждения потянулась задушить дракона, но массивная стрела, состоящая из грубой силы, смела его изящные щиты. Ни Керак, ни Тамсин, ни Никос не были способны на подобное.

Огонь опалил его чувства, и он выплеснул свою ярость в эфире и в реальности. Дом, в котором Филиппа выросла и стала женщиной, был уничтожен одним выдохом дракона. Разрушительный огонь Эша пронесся по крыше, оставив за собой черную землю, и ударил в поле стоячих камней. Но то, что там скрывалось, отразило пламя без всякого труда. По жемчужно-серому куполу чудовищное пламя стекло, будто вода со дна перевернутой чаши.

Эш обернулся, ища угрозу в реальности или в эфире, сотворил мощное атакующее заклинание, которое немедленно отразили. Он начал сомневаться, что сможет пробить щит твари. Она была равным соперником ему. И вместе с этими сомнениями появились и другие. Его власть над морскими чудовищами ослабла, поток боглинов с запада превратился в ручеек, он сам потерял из виду основную армию врага, превращение рогатых людей в копии своего разума теперь выглядело довольно глупым, невозможность вернуть колодец показалась самообманом. И внезапно все его планы раскрылись перед ним, почти не исполненные, он сам ничего не понимал в них, и он начал думать…

И тут