— Зачем я ему? — в страхе спросил Адриан. Том посмотрел на него в задумчивости.

— Ещё недавно я сказал бы, что он стремится вырезать твой клан под корень, мальчик, но теперь… боюсь, благодарить за такую популярность ты должен своего брата.

— Анастаса?!

— Он во всеуслышанье объявил, что найти тебя — его первостепенная задача. Это слышало много людей. Слишком много, — сказал Том. Адриан не стал переспрашивать. То, что на тинг пробрался предатель, и так было очевидно. И то, что предатель стоял и слушал, прежде чем начал действовать — тоже…

И, выходит, этот человек, кем бы он ни был, сумел уйти с тинга живым — и донести своим хозяевам обо всём виденном и слышанном. Одвеллы знают, что у них мало времени. Они торопятся.

— И от меня — ни на шаг, — резко добавил Том, прервав эти невесёлые раздумья. — Сам слышал, Индабиран согласен и на твою голову отдельно от тела, а на этих дорогах, можешь мне поверить, достаточно отребья, для которого и двести стерциев — целое состояние.

Адриан кивнул, поёжившись. Сотелсхейм, далёкий, неизвестный, загадочный, непонятный, никогда его не манивший, будто существовавший в другом мире, вдруг сделался желанным и притягательным. Том говорил, там тройные стены и целая тысяча сторожевых башен. И тысячи людей, и тысячи таверн, и не может быть, чтобы этот гонец в цветах Индабирана добрался туда и зашёл в каждую. Да ведь они и не знают, что Адриан едет в Сотелсхейм… значит, там он будет в безопасности.

К тому же именно туда ему велела ехать Алекзайн, чтобы начать делать то, для чего он рождён.

— Опять ревёшь? — спросил Том.

— Нет! — выпалил Адриан и крепко стиснул зубы. Нет уж, не будет он реветь. И дрожать, будто загнанный заяц под кустом, тоже не будет. В конце концов, он не один. Он вспомнил, как несколько недель назад брёл под проливным дождём по неизвестной дороге куда глаза глядят, пока не встретил Элжерона, — и ему полегчало от этой очевидной мысли.

Теперь Элжерон мёртв, а Адриан не один. Остальное — ну, как-нибудь да будет остальное.

К вечеру зарядил дождь — не морось, от которой можно было укрыться под деревьями, и не ливень, на скорое окончание которого можно надеяться. Обычный осенний дождь — он то едва моросил, то щедро лил за шиворот, ослабевая и снова набирая силу, и вовсе не собирался заканчиваться. Такие дожди были отличительной чертой этого месяца, и, случалось, шли по много дней, размывая поля и превращая дороги в вязкую кашу. Крестьяне к тому времени старались закончить перепахивать на зиму поля, торговцы — совершить самые важные сделки, да и войны старались довести если не до завершения, то хотя бы до логической паузы. Эта осень, впрочем, обещала стать исключением. Дело решилось слишком внезапно и слишком дорого стоило многим, чтобы ждать теперь до весны. Правда, если конунг собирался принять в ней участие, то опоздал: его армиям, тревожившая одних и обнадеживавшая других своей многочисленностью, будет ох как непросто тащиться через сплошное болото, в которое превратилась земля Бертана.

Впрочем, трясясь в седле и втягивая голову в плечи под напором дождевых струй, Адриан думал вовсе не о стратегических планах конунга, а о том, как здорово было бы хоть ненадолго оказаться сейчас в тепле и сухости. За шиворот ему заливало, он вымок от кончиков волос до кончиков пальцев на ногах, казалось, заледеневших и постукивавших друг о друга. Всякий раз, когда сквозь серую завесу дождя мелькали блеклые огни постоялого двора, Адриан вытягивал шею и кидал на Тома умоляющий взгляд, на что тот либо не отвечал вовсе, либо напоминал:

— Две тысячи стерциев. За мокрого или сухого.

И Адриан, тяжело вздохнув, давал своему коню шенкелей, и конь тряс головой на бегу, разбрызгивая срывающиеся с гривы дождевые капли.

Дважды в день они съезжали с дороги и разводили костёр, чтобы высохнуть и обтереть коней, отдыхали и ехали дальше. Том был доволен и в конце первой недели пути сказал, что они покрыли почти половину дороги до Сотелсхейма. Адриан удивился — он не думал, что Тысячебашенный город так близко, что до него вообще можно добраться, не потратив на это половину жизни. И эта мысль отозвалась в нём чем-то странным, как будто значила больше, чем он мог осознать.

Тем же самым днём кобыла Тома захромала.

Адриан понял это, только когда Том внезапно остановился, спешился и, осмотрев копыта лошади, выругался. К тому времени они уже пересекли границу между Тэйраком и Дерри; далее двигались быстро и беспрепятственно, с несколько меньшей опаской, чем прежде, потому что почти наверняка гонец Индабиранов либо поехал другой, более удобной дорогой, либо от них отстал. С другой стороны, Том заявил, что слухи такого рода далеко опережают гонцов, и по-прежнему отказывался приближаться к поселениям чаще, чем это было необходимо. Что ж, сейчас необходимость стала самой насущной. Конечно, ничто не мешало им сесть вдвоём на одну лошадь, но жаль было оставлять такое прекрасное животное лишь потому, что оно потеряло подкову. Адриан видел это сожаление в глазах Тома, когда тот рассеянно гладил кобылу по влажной шее. Том дворянин, напомнил себе Адриан. Он знает толк в хороших лошадях. И, похоже, его клан был не настолько богат, чтобы Том привык разбрасываться такими ценностями, как хорошие кони, по столь ничтожной причине. Во всяком случае, Адриан на его месте, наверное, пошёл бы дальше пешком, но Том лишь тяжело вздохнул и сказал, что им придётся рискнуть. Дело понятное — ведь это не за него обещали награду. Впрочем, Адриан был далёк от того, чтобы дуться, — наоборот, благословлял злосчастную подкову за то, что наконец соизволила отвалиться, направив их прямиком к ближайшему постоялому двору.

— Головы не подымай, — напутствовал его Том. — Ни с кем не заговаривай. Если сами заговорят, отвечай коротко и будь вежлив. А не так, как ты обычно…

— Я понял, — огрызнулся Адриан — и смутился, когда Том усмехнулся в ответ. В самом деле, чего уж тут, несправедливым этот упрёк никак не назовёшь…

— И не отходи от меня. Я серьёзно, Адриан. Случись что, я помогу, но только если буду рядом.

— Я понял, Том, — повторил Адриан уже другим тоном, и тот кивнул, чуть заметно улыбнувшись.

Таверна оказалась большой и людной, самой крупной на здешнем тракте. Это было скверно, ибо именно в таких местах лучше всего приживаются свежие слухи. Том помрачнел, но не слишком, и к тому времени, когда они вошли в просторный, ярко освещённый зал, вернул на лицо выражение крайней приветливости и добродушия, как он это умел. Вот точно так же смотрел когда-то на трактирщика, в присутствии которого Адриан прокричал, что является жертвой похищения. Никто ему не помог тогда — Том и впрямь умел быть убедительным. Что ж, оставалось надеяться, он будет столь же убедителен и теперь.

Том заказал еды и эля на двоих, усадил Адриана в дальнем конце зала, подальше от камина, возле которого располагалось большинство посетителей, и отправился на конюшню. Адриан, памятуя полученные указания, забился в самый угол и уткнулся взглядом в кружку, грея озябшие ладони о её горячие стенки. Дров хозяева не жалели, камин горел жарко и весело, сквозь чугунную решётку то и дело брызгали искры, да только зал был слишком велик, и тепла всё равно не хватало, чтобы прогреть его как следует — потому-то большинство постояльцев, тех, кто не занял столы у дальней стены, топтались возле огня, рядом с молодым человеком, наигрывавшим на лютне. Адриан поглядывал на них с завистью, однако слегка утешился, когда служанка поднесла ему заказ — мясо с хлебом и сыром. Отходя, она послала Адриану долгий, томный взгляд, походя задев бедром его колено. Адриан вспомнил Вилму, её широкие крепкие бёдра, и покраснел, а девушка засмеялась и подмигнула ему.