Её Норвуд тоже видел. Здесь, в тонком мире, многое тайное становилось явным, в том числе и нити, протянувшиеся от людей к тому, что стоял подле невысокого, сложенного особой манерой, костерка. Огонь горел едва-едва, облизывая дно котла, в котором кипело травяное варево.

Человек, над ним склонившийся, мешал это варево костью.

И тьма клубилась в котле.

Исконная.

Тяжелая.

- И все равно не понимаю, - видно, тому, который младше, сидеть и вправду прискучило. Вот он поднялся на ноги, но ложбинка была слишком мала, чтоб по ней гулять, и человек сел. – Зачем это надо? Неужели плохо нам жилось?

- Неплохо. Но будет и того лучше, - отозвался прозванный Вышнем.

Он воспринимался не столько высоким, сколько ярким.

- Куда уж… - пробормотал в сторону парень.

А он молод.

И тут находится не по своей воле. И еще ему страшно, пусть страх свой он давит.

- Послушай, Мал, - Вышень присел подле брата, и силы их зазвенели, отзываясь друг на друга. – Батюшка знает, что делает…

- Сомневаюсь. Мне кажется, он немного… преувеличивает свои обиды.

- Не без того, но в целом он прав. Царь давно желает потеснить бояр. И с каждым годом у него выходит все лучше… а окроет школы эти. И что тогда? Он же всех учить горазд. Простонародье наберет, выучит как-то. И будут ему служить верные, аки собаки. Думаешь, просто так? Думаешь, он от добра собирается? Нет, он их на нас натравит. На отца. На тебя. На меня…

- Когда это еще будет!

- Когда-нибудь да будет. Мы должны думать наперед.

- Так тебе Димитриев сказал? Думаешь, слепой, не вижу, что он зачастил с батюшкой дружить. А после этой дружбы тот сам не свой… раньше-то он иное говорил… вот увидишь, потом окажется, что мы кровью умоемся, а этот станет…

- Тише, - над воинами поднялся еще один полог. – Думай, что говоришь.

- Ты его тоже боишься, - Мал мотнул головой. – И ты… и отец… признайся.

- Не его.

- Её? Изрядная стерва… но тем более! Уходить надо, Вышень… уводить людей и…

- Думаешь, позволят? – в голосе этом прозвучала смертная тоска. И Вышень вздохнул, поднялся, задрал голову, глядя туда, где переливался всеми оттенками силы дворец. – Все уже сложено. И начато. И… ты прав. Уходить надо. Тебе.

- Мне?

- Ты ведь не давал ей свою кровь?

- Не хватало…

- Стало быть, есть шанс. Уходи. Сейчас. Отправлю тебя в город. К батюшке, чтобы этот вот…

…человек также мешал костью темное варево, которое и здесь, на отдалении, не нравилось Норвуду. Настолько не нравилось, что он с трудом сдерживался, чтобы не перехватить человеку горло.

Не сейчас.

- …отправляйся домой. Бери матушку и сестер. Уезжайте.

- Куда?

- Куда подальше… лучше к её родичам. Украшения. Золото. Что дома найдешь… пока есть дом. Будет за что потом, если… когда отберут. И… ты прав. А я был глупым и самоуверенным.

- Я…

- Иди, - теперь голос Вышеня прозвучал тихо, но веско. – Иначе… что с ними станется потом? Когда будут искать виноватых?

- Но… а ты…

- Я? Не знаю. Я… постараюсь не подставляться, но, сам понимаешь…

Норвуд вот ничего-то не понимал, а потому, обойдя кругом людей, крепко задумался. Он мог бы их убить. Если не всех, то мага, который единственно представлял опасность. И жреца, уже почти завершившего ритуал. Оставалась малость, это Норвуд шкурой чуял. И шкура подсказывала, что малость эта переменит многое.

Он почти решился.

Он подобрался к тому, кто скрывал себя под темным одеянием, когда тот повернулся к Норвуду. И бледные губы его растянулись в усмешке.

А потом медленно, тяжко поднялась рука.

Норвуд видел её, худую до того, что кожа к костям прикипела, как видел бледные пальцы, сложившиеся древним знаком. Он прыгнул, силясь успеть первым. И уже в прыжке встретился с силой, которая опутала, окутала, спеленала и выдернула из тумана.

- Поглянь, княжич, какие гости у нас, - скрипуче ответил жрец. И по тому, как произносил слова он, стало ясно, что слова эти ему чужды, как и сам язык. – Но и к лучшему… у свеев кровь крепкая. Самое оно, чтобы печать скрепить.

Норвуд хотел было зарычать. Но тело, сделавшись непослушным, потянуло.

Скрутило.

И затрещало, само меняя обличье.

Вот ведь… не хватало ему на жизненном пути еще одного ведьмака.

Боги даровали людям энтузиазм, дабы возместить им недостаток разума.

Вывод, к которому пришел жрец Пилопий на склоне лет своих.

Радожский открыл дверь, постучать не удосужившись.

- Спишь? – поинтересовался он, не скрывая раздражаения.

- Уже нет.

- Хорошо. Собирайся. Едем.

- Куда?

- К государю в гости. Он ныне всех на пир собирает.

Вот как-то… нет, раньше Ежи, конечно, постарался бы случаем воспользоваться, ибо пир государев – это не только пир, но и мероприятие важное, на котором можно обзавестись нужными знакомствами. А там, глядишь, и карьере поспособствовать.

Но какая у ведьмака карьера?

Книга прошелестела, кидая страницу за страницей, но те вновь белы были. А времени, чтобы с кровью возиться и силы терять, как Ежи подозревал, у них не было.

- Что случилось? – спросил он, поднимаясь. Как ни странно, чувствовал он себя вполне даже неплохо.

- Все случилось, - мрачно произнес Радожский. – А что именно, не пойму… шкурой чую, затевается.

Шкура княжеская была весомым аргументом.

Ежи кивнул.

И потянулся, чувствуя, как трещат кости.

- Извини, - сказал он, впрочем, без особого раскаяния.

- Извиню. Только одеть тебя надо, а то же ж страх смотреть… - Радожский задумался. – Будешь… а моим добрым другом будешь.

- Добрым?

- Можешь злым. Как больше нравится.

Никак не нравилось. Вот честно. Но кто его, Ежи, спрашивал.

- Погоди, - Евдоким Афанасьевич выступил из стены. – Книгу свою возьми. И… другое тоже.

- Другое? – князь нахмурился, а потом еще больше нахмурился, когда Ежи всучил ему шкатулку с камнями. Сила силой, а запас, чуялось, лишним не будет. Как-то вот… в последнее время жизнь Ежи сделалась на диво непредсказуемой и разнообразной.

- Знаешь, - князь крышку приоткрыл и закрыл. – Вот лучше и вправду мне не знать, что это такое…