— Это был он.

Три слова вырвались на одном дыхании. Так быстро они пронеслись вместе, что мне потребовалась минута, чтобы распутать их.

— Он, — повторил я.

Она подняла голову, посмотрела на меня большими глазами, полными ярости и слез, и я все понял.

Все мои разочарования исчезли. Все эмоции, все мысли, все ощущения исчезли, кроме всепоглощающей ярости.

— Он? — повторил я.

Она кивнула.

В моем сознании возник образ Тенерожденного принца. Тенерожденный принц, которого я пригласил в свой замок. Я разговаривал с ним. Смеялся с ним. Кормил его чертовыми деликатесами.

А потом это воспоминание сменилось другим. Мише, какой я нашел ее все эти годы назад. Бледная, худая, обожженная солнцем, с рвотными корками на губах, брошенная в грязь, как выброшенная игрушка.

Когда ее лихорадило, она снова и снова повторяла:

— Что происходит? Что происходит?

Она была так чертовски молода. Практически ребенок. И она была так напугана.

Это было очень давно.

Но я никогда не забывал об этом. Не совсем. Я до сих пор иногда видел ту ее версию, хотя и понимал, что ей было бы неприятно, если бы она об этом узнала. Я видел ее в ночь нападения на Лунный дворец, когда я поднял ее с пола среди Ночного огня. Я видел это каждый раз, когда мельком видел шрамы от ожогов на ее руках. И я увидел это сейчас.

И этот мужчина, этот гребаный монстр, сделал это с ней.

Я улыбался этому уроду.

— Не надо было его убивать, — говорила Мише, хотя я был в такой ярости, что почти не слышал ее. — Это было неосмотрительно, я…

— Что, черт возьми, значит, не надо было его убивать? — Мои кулаки были сжаты так сильно, что тряслись. Наверное, я выглядел нелепо, сгорбившись на этом дурацком маленьком камне и трясясь как сумасшедший. — Я бы сказал, что должен был убить его, но я рад, что это сделала именно ты.

Она опустила глаза, уставившись в землю.

— Я просто сорвалась.

— Почему ты мне не сказала? Как только он вошел в зал, Мише, я…

— Я не знала, — слабо сказала она. — Я не знала, кто он такой. Пока не увидела его лицо. — Она вздрогнула. — Я часто думала о том, как бы мне встретиться с ним снова. Но я боялась, что не смогу вспомнить. Все было нечетко. Мне было так плохо.

Я хорошо это помнил. В тот первый год, после того как Мише пришла в себя, у нее был сильный страх, вызванный паранойей, что любой встретившийся ей мужчина мог быть тем, кто ее Обратил. Она не помнила ни лица, ни имени своего создателя, и, по жестокому стечению обстоятельств, это означало, что он был везде — в каждом прохожем на улице.

— Что ж… — Она мрачно рассмеялась. — Я узнала его. Я сразу его узнала.

Я замолчал. Мне было больно, на самом деле больно, думать о том, что Мише не удалось избежать этого. Я ненавидел Некулая, и больше всего я ненавидел ту врожденную связь, которую я имел с ним как с тем, кто Обратил меня. Он сделал себя центром всего моего мира не только потому, что мое выживание зависело только от него, но и потому, что он буквально создал меня.

Какая-то внутренняя связь — нет, оковы — существовала в этих отношениях для вампиров. Это заставляло тебя чувствовать себя маленьким, грязным и пристыженным.

Я ненавидел то, что Мише знала, что это такое.

— Думаю, и он узнал меня, — сказала она. — Ну. Не совсем. Не думаю, что он меня помнил. Но он… заметил меня. Может быть, он почувствовал на мне свой запах.

И она была в той комнате. Ее подарили ему, вероятно, Саймон или Септимус, которые заметили его интерес к ней — хотели подкупить его, чтобы он остался и стал свидетелем их великого восхождения к власти. А может быть, хотели купить себе союзника.

Я даже не хотел спрашивать. Не хотел заставлять ее заново переживать ответ. Но пришлось.

— Мише, а он…

— Нет, — быстро сказала она. — Нет. Может быть… может быть, он бы сделал это, но…

Но он закончил тем, что меч Мише вонзился ему в сердце.

Хорошо.

И все же это не казалось таким уж большим утешением. Он уже разрушил ее во многих других отношениях.

— Ты должна была сказать мне, — сказала я. — Как только ты узнала.

Она окинула меня скептическим взглядом, немного жалея.

— Он был тебе нужен, Райн.

— Это не имеет значения.

— Это имеет значение. Ты знаешь, что это важно.

— Давай представим, что я завоевал его союз. Тогда что ты собиралась делать? Какой у тебя был план? Просто остаться с ним в замке на Богиня знает сколько времени и страдать? — Мише вздохнула. Внезапно она выглядела такой усталой.

— Может быть, — сказала она. — Я не знаю. Он был бы важен, Райн. Я не ребенок. Ты пытаешься сделать что-то важное. И хотя ты не хочешь меня в этом разубеждать, я знаю, что сама подтолкнула тебя к этому. — Она коснулась места в районе своей груди, издав язвительный смешок. — И я должна мешать этому? Я? Ты пожертвовал собой ради этого. Ты отказался от Орайи, и я знаю, знаю, что это значило для тебя. Ты отдал свою жизнь. Я не собираюсь стоять на пути.

Ты отказался от Орайи.

Эти четыре слова ударили меня в грудь, как стрелы, одна за другой, я не успел перевести дыхание.

Я облажался.

Потому что Мише была права. Я пошел на жертвы во имя власти. Я думал, что мои жертвы были моими собственными, но это было не так. Орайя страдала от бремени их тяжести. Мише понесла бремя их тяжести.

И теперь она думала, искренне верила, что она менее важна, чем это дело.

— Это неважно, — мягко сказал я. — Альянсы. Война. Политика. Это не имеет значения. Ясно?

— Это не…

— Дай мне сказать, — огрызнулся я. — Не смей ни на секунду жалеть об этом, Мише. Дом Тени хочет прийти за нами? Пусть приходят. Оно того стоило.

Я говорил серьезно, хотя мне также не хотелось думать о последствиях. По крайней мере, у нас было немного времени, прежде чем нам придется с этим столкнуться. Насколько было известно Дому Тени, их принц умер, находясь под присмотром Саймона Вазаруса, а не меня. Мы пытались быстро вернуть себе трон. Какие бы дипломатические проблемы это ни вызвало… мы могли приберечь их для следующей войны.

Это завтрашняя головная боль. А не сегодняшняя.

И даже завтра я не