— Четыре года назад мы здесь обедали летом всей семьёй. Анечку привезли сюда на коляске, и она хорошо себя вела. Правда, доченька?

— Да, мама.

Они засмеялись. Морской воздух, с шумом набегающие на берег волны, огромные современные гостиницы — всё радовало и говорило о том, что впереди прекрасная полная приключений жизнь. Заказали жареную рыбу с картофелем и салат со свежими овощами, сыром и грибами. Илюша попросил принести два бокала белого вина, а дочке — стакан апельсинового сока. Порции подали на больших тарелках, и они принялись за еду.

На обратном пути заехали к родителям Яны.

— Здравствуй, Илья, — поднялся ему навстречу отец Яны. — Наслышаны о твоих подвигах.

— Какие подвиги, Григорий Иосифович, одни проблемы.

— Помнишь, как в Москве возле нашего дома тебя хулиганы разукрасили, и я оказывал первую медицинскую помощь? Ты возмужал с тех пор.

— Наконец, материализовался. Привет, Илюша, — сказала вышедшая из другой комнаты Софья Александровна. А то был, как призрак отца Гамлета.

Увидев внучку, она обняла её и спросила:

— Яна, когда её привезти?

— Мама, если вам не трудно, завтра часа в три. Мы хотим вечером пойти в театр «Гешер». Я продолжаю знакомить Илюшу с культурной жизнью нашей необъятной страны.

— Молодцы, веселитесь, пока вы молоды. Вы не голодные?

— Только что хорошо поели на «берегу пустынных волн», как писал Пушкин, — ответила Яна.

— А кофе или чай попьёте?

— Пожалуй, да. Правда, Илюша?

Он согласно кивнул головой, снял кожаный пиджак и повесил его на спинку стула. За несколько минут на столе в гостиной появился красивый фарфоровый сервиз, из холодильника извлекли торт, и Григорий Иосифович порезал его на равные куски.

— У меня огромный опыт работы со скальпелем. Кромсать человеческую плоть не большое удовольствие, но что поделаешь. А вот резать торт — другое дело. Как говорят на востоке, «кейф».

Софья Александровна принесла из кухни чайник и разлила кипящую воду по чашкам. Илюша взял пакетик чая «Высоцкий» и окунул его в воду.

— Расскажи, как дела у родителей, — попросил отец Яны.

— Папа пошёл работать на завод. Хочет закончить курсы и получить лицензию инженера-электрика. Думаю, он преуспеет. А мама даёт уроки музыки. Мечтает устроиться педагогом в консерваторию. Но в Иерусалиме большая конкуренция. Выпускники Академии Рубина, и много учителей-репатриантов.

— А что у тебя? — спросила Софья Александровна.

— В конце февраля улетаю в Мексику. Там начнётся концертный тур по Латинской Америке.

— Судьба пианиста только кажется романтичной. На самом деле не совсем так, — заметила она.

— Вы правы. Но мне такая жизнь нравится. И за неё очень хорошо платят.

— Мама, в воскресенье заседание суда. Вы придёте?

— Я договорилась с директором школы. А вот папа, наверное, не сможет. У него две плановые операции.

Они попрощались и вышли из дома. Было светло и сыро. Они сели в машину и поехали домой к Яне. Здесь, наконец, они могли позволить себе чувства, которые переполняли их в течение дня. Илюша поднял её на руки, понёс на постель, помог раздеться, разделся сам и лёг на её упругое тело. Влажная плоть приняла его, и он погрузился в омут блаженства.

Театр «Нога», что в переводе с иврита означает «Венера», находился в начале Иерусалимского бульвара, пронзающего Яффо прямой засаженной большими деревьями полосой, в самом живописном его месте. Они нашли стоянку на одной из улиц, примыкающих к бульвару, и направились к театру, держась за руки.

— В девяностом году группа актёров из Москвы вместе со своим учителем, режиссёром Евгением Арье приехала в Израиль с намерением создать здесь театр, — рассказывала Яна. — Их поддержало министерство культуры, Сохнут, мэрия Тель-Авива и Натан Щаранский. Назвали его «Гешер», что означает «Мост». Недавно им дали это помещение. Ты сейчас увидишь. Раньше здесь был кинотеатр. Первый спектакль «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» по пьесе Тома Стоппарда они поставили на русском языке. Между прочим, перевод Иосифа Бродского. Сыграли его в одном из залов «Габимы». Успех был оглушительный. Потом его показали в Нью-Йорке и Авиньоне.

— Они как бы повторили путь «Габимы», — предположил Илюша. — Хотя похож только результат. У «Габимы» совсем другая предыстория. Театр открыли в Москве в семнадцатом году с благословения Станиславского и разрешения Сталина. Играли на иврите, в этом был весь смысл — национальный еврейский театр. Вахтангов поставил «А-дибук» и с ним театр отправился в европейское турне, потом в Америку. Обрёл мировую славу. А после этого, в двадцать седьмом году, почти все рванули в Палестину.

— Они организовали художественный кибуц, всё решали сообща и заработки делили поровну на всех членов труппы.

— Кибуц, пожалуй, единственный в мире успешный опыт коммунизма, заметил Илюша. — Это был некий инкубатор, который кормил страну и растил молодое поколение израильтян.

— А ты знаешь, в конце восьмидесятых Юрий Любимов поставил в «Габиме» спектакль «Закат» по Бабелю. Мы тогда всей семьёй ходили его смотреть. Честно говоря, удовольствия не получили. Мы ещё не знали иврит так, как сейчас.

— Я тоже его видел. «Габима» гастролировала в Москве в девяностом. Я перед представлением прочитал ещё раз это произведение. Мне понравилось.

Они ступили на мощёную большими серыми плитами площадь перед театром и, захваченные людским потоком, вошли в фойе. До начала спектакля оставалось десять минут. Решили подняться в зрительный зал и занять места. Зал был уже почти полон, отовсюду доносилась русская речь, и Илюше показалось, что он на спектакле в одном из московских театров. Это были те же знакомые с детства лица, люди, которые приходили на его концерты или по выходным дням заполняли кинотеатры.

— Ты знаешь, просто «дежавю». У меня такое впечатление, что мы в Советском Союзе, — произнёс он.

— Нас тут сейчас около полумиллиона. Чтобы театр мог выжить, этого мало. Они сейчас начали ставить на двух языках: на русском и на иврите. Представляешь, одни и те же актёры сегодня играют на одном языке, а завтра на другом. Такого во всём мире ещё не было.

Погасли люстры и занавес поднялся. Спектакль захватил их. Это была эксцентрическая история на фоне трагического сюжета. Знаменитая драма Шекспира заблестела новыми гранями. Драматург выбрал из неё два второстепенных персонажа: Розенкранца и Гильденстерна, превратив их в главных героев пьесы, а Гамлета и прочих в эпизодических. Они друзья детства Гамлета. Клавдий призвал их сопроводить принца в Англию и передаёт через них тайное письмо английскому королю с просьбой обезглавить наследника короны. Принц разгадывает их замысел. Благодаря его проделке друзья сами обрекают себя на смерть.

Во время перерыва они спустились в фойе