Вполне своевременно новый король призывает своего верного подданного. Верный подданный отвешивает самый пристойный, самый изящный поклон и почтительно ждет. Молодой человек, всё ещё не привыкший к своему высокому положению, изрядно уже располневший, к чести его, довольно смущенный, не совсем твердо и сбивчиво, просит верного подданного отправиться в Лондон. О, за казенный счет, разумеется, его величество на этот раз не пожалеет издержек. Пьер Огюстен ещё раз почтительно кланяется. На его лице написан вопрос. Да, вот, дорогой мсье де Бомарше, надо бы там уладить одно чрезвычайно неприятное дельце. Молодой человек прикладывает к носу платок, обшитый брюссельскими кружевами, видимо, в знак того, что дельце очень уж грязное, запах у дельца дурной. Видите ли, одно из тех дел, какие верному подданному доводилось улаживать для старого короля. К тому же, самое дельце также касается старого короля. Вот паспорт, мсье де Ронак.

Грязное дельце касается одного обнаглевшего дипломата, частью, конечно, шпиона, которого направляют туда и тогда, где и когда требуется жулик самого забубенного свойства, такие жулики водятся при всех королевских дворах. Отчасти дипломат, отчасти шпион отлично исполнял свои поручения, естественно, тайные, сначала в Санкт-Петербурге, ещё при императрице Елизавете Петровне, где внушил этой не особенно умной девице несчастную мысль выйти замуж за французского принца Конти и ради этой вполне фантастической грезы втянул ничего не подозревающую Россию в войну против Пруссии, на стороне несколько поиздержавшейся Франции. После этого подвига наполовину дипломат, наполовину шпион, уже в Лондоне, в должности секретаря, позднее первого советника при французском посланнике, собирает сведения о береговой обороне на случай внезапного вторжения французской армии в Англию.

Тут наполовину дипломат, наполовину шпион, видимо, закружившийся от успехов, ведет себя не совсем аккуратно. Французский посланник заподозрил наполовину дипломата, наполовину шпиона в том, что тот оказывается, разумеется, платные, услуги английскому кабинету, что всегда вероятно с такого рода людьми. Вышел скандал. Состоялась даже дуэль, вечное прибежище для защиты подпорченной чести всех подлецов. Наполовину дипломата, наполовину шпиона пришлось официально отправить в отставку, однако его тайная служба продолжается на радость Сартина. Тут помер старый король. Шпион, нетрудно представить, остается без средств. Имея в своих руках переписку, которая порочит как старого короля, так и всю французскую дипломатию, бывший дипломат и бывший шпион потребовал от нового короля триста тысяч ливров единовременно, двенадцать тысяч ливров пенсии в год и право как ни в чем не бывало воротиться во Францию.

Молодой человек обрывается, опускает глаза, переходит на стеснительный тон. Видите ли, дорогой мсье де Бомарше, вся беда именно в том, что человек это абсолютно бесстыжий, пьяница, бабник и дуэлянт, впрочем, прекрасной фамилии, Шарль Женевьев, Луи Огюст Андре Тимоте д’Эон. Нынче мсье д’Эон из каких-то видов выдает себя за девицу, хотя прежде был капитаном королевских драгун. Опасен же особенно тем, что в самое последнее время стакнулся с двумя проходимцами, каким-то Морандом и мадам де Годвиль. Да, это вот самое, молодой человек несколько заикается, с такой троицей почти невозможно договориться добром, уже пробовали, пробовали не раз. Простите, мсье де Ронак, но помогите. Именно, именно, помогите. Вся надежда только на вас.

Мсье де Ронак соглашается. А что ему делать? Он не может не согласиться, поскольку хорошо помнит о приговоре, который всё ещё тяготеет над ним. Пьер Огюстен Карон де Бомарше встает на дыбы. Творческие победы, вообще говоря, необыкновенно возвышают победителя над пошлостью жизни. То, что с удовольствием или по крайней мере без особой брезгливости проделывается удачливым коммерсантом и с треском провалившимся драматургом, не может исполняться творцом такой блистательной комедии, как «Севильский цирюльник», в один день ставшим первым комедиографом Франции. Шутить изволите, ваше величество, адрес не тот, чуть не срывается у него с языка. Но не срывается. Он с ядовитой иронией извещает Сартина:

«Мсье, я припадаю к стопам короля, чтобы выразить мое вполне оправданное отвращение к определенному роду поручений, которые к тому же хорошо исполнить труднее, чем самые трудные политические миссии…»

Все-таки он отправляется, с паспортом уже ненавистного мсье де Ронака, гонит его приговор. Опытный конспиратор, он обнаруживает в пути, что по пятам его пущена слежка. Это новое оскорбление окончательно выводит его из себя. Его суют в такую вонючую грязь, что он рискует замарать свое благородное имя, несмотря на фальшивый паспорт мсье де Ронака, и ему же не хотят или не имеют благоразумия доверять!

«Но только, ваше сиятельство, вы слишком много на себя берете…»

Он не позволит одурачить себя и для начала отрывается от менее ловкого своего соглядатая. Он пересекает Ла Манш и прибывает в столицу враждебной державы, уже никого не слыша у себя за спиной. Он останавливается в отеле, всё ещё под малопочтенным именем французского подданного мсье де Ронака. По этому имени, будто бы конспиративному, шпионы обнаруживают его без труда. Некто, не желающий объявить свое имя, даже поддельное, дает ему добрый совет без промедления воротиться во Францию, в противном случае достопочтенный мсье де Ронак будет убит.

«Голова кругом идет от такой неожиданности…»

Однако его голова очень быстро приходит в свое нормальное состояние. Он никому не позволит убить мсье де Ронака. Он убьет его сам. Как это сделать? Проще простого. Он объявляет, что он никакой не мсье де Ронак, а что в действительности он Пьер Огюстен Карон де Бомарше, прибывший в Лондон частным лицом, единственно ради того, чтобы подышать бодрящим воздухом прекрасного Альбиона. Мало того, он ведет себя вызывающе. Он открыто появляется в общественных местах, не принимая никаких мер предосторожности, точно дразнит противников, так опрометчиво суливших ему близкую смерть. В самой известной газете он дает объявление, в котором предлагает автору анонимки открыться и без страха явиться к нему. Чего страшиться творцу Фигаро?

По объявлению вместо устрашающего вида наемных убийц являются двое рядовых проходимцев, паразиты мелкого свойства, вроде клопов, безвестная прожигательница жизни мадам де Компаньоль и мелкий жулик из бывших монахов расстрига Виньоль, бездарные кропатели всегда анонимных и мерзко пахучих памфлетов, от которых порядочного человека воротит с души.

К несчастью, необходимо признать, что далеко не все берущие в руку перо обладают искрометным талантом и великим духом Вольтера, умеющего терзать свои нравственно неопрятные жертвы, однако терзающего их во имя торжества справедливости, разума и свободы. В отличие от Вольтера, большая часть памфлетистов усиливается измазать навозной жижей высокую власть, что, как известно, делать легко во все времена, поскольку высокая власть во все времена небезгрешна. Однако эти несчастные жертвы бедности и ущемленного самолюбия мажут её единственно ради того, чтобы потешить себя, другим показать и немного урвать от казенного пирога, впрочем, за неимением достоверных источников, им приходится ограничиваться плодами своей скудной и вполне паскудной фантазии.