оглянулась на Джой, уютно устроившуюся в детском кресле, прикидывая, не будет ли ей слишком дуть. Но, судя по виду, ей очень нравилось. Маленькая розовая ленточка, которую я завязала у нее на голове, чтобы все знали, что она девочка, покачивалась на ветру, и ее глаза были широко открыты.

Мы добрались до Вентнора и припарковались в двух кварталах от пляжа. Питер развернул сложную коляску Джой, пока я вытаскивал ее из машины, завернул в большее количество одеял, чем того требовал теплый сентябрьский день, и усадил.

Не торопясь мы спустились к воде. Я толкала коляску, Питер шел рядом со мной. Солнечный свет, чудесный и густой, как мед, путался в моих волосах, придавая сияние.

– Спасибо, – сказала я.

Питер дернул плечом. Он выглядел очень смущенным.

– Я рад, что тебе понравилось, – ответил он.

Мы гуляли по дощатому настилу – вверх двадцать минут, столько же обратно, потому что я не хотела, чтобы Джой находилась на улице дольше часа. Вот только соленый воздух, казалось, ее не беспокоил. Она быстро заснула, ее маленький ротик, похожий на бутон розы, приоткрылся, розовая лента развязалась, а тонкие каштановые волосики завились вокруг щек. Я наклонилась ближе, чтобы услышать ее дыхание и проверить подгузник. Она была в порядке.

Питер вернулся ко мне с одеялом в руках.

– Хочешь посидеть на пляже? – спросил он.

Я кивнула. Он развернул одеяло, я отстегнула Джой, мы спустились поближе к воде и сели там, наблюдая, как разбиваются волны.

Я зарылась пальцами ног в теплый песок, рассматривая белую пену, сине-зеленые глубины, черный край океана на горизонте, и подумала обо всем, что оставалось скрыто: акулы, голубые рыбы и морские звезды, киты, поющие друг другу, таинственные формы жизни, о которых я никогда не узнаю.

Питер накинул мне на плечи еще одно одеяло и позволил своим рукам задержаться на несколько секунд.

– Кэнни, – осторожно начал он, – я хотел тебе кое-что сказать.

Я ободряюще улыбнулась.

– В тот день, на Келли-драйв, когда вы с Самантой гуляли… – Питер осекся, кашлянул.

– Я помню, – кивнула я. – Продолжай.

– Как бы сказать… я на самом деле вообще-то не занимался бегом.

Я озадаченно покосилась на него.

– Просто я помню, ты в классе говорила, что ездишь туда на велосипеде и ходишь гулять, а я понимал, что не могу тебе позвонить…

– И ты начал бегать?

– Каждый день, – признался Питер. – Утром и вечером, а иногда и в обеденный перерыв. Пока не увидел тебя.

Я откинулась назад, удивляясь его упорности. Сомневаюсь, что я бы смогла заставить себя бегать, как бы сильно ни хотела увидеться с кем-то.

– Теперь у меня перекачаны голени, – пробормотал он, и я расхохоталась.

– Так тебе и надо, – отсмеявшись, сказала я. – Мог бы просто позвонить.

– Не мог, – возразил он. – Прежде всего ты пациентка…

– Была пациенткой…

– И ты была, гм…

– Беременна от другого мужчины, – подсказала я.

– Ты ничего не замечала! – воскликнул Питер. – Совершенно не замечала ничего. Это было самое плохое! Я мечтал о тебе, качал ноги…

Я снова захихикала.

– Сначала ты грустила из-за Брюса, который, и даже я это ясно видел, тебе совсем не подходил…

– Едва ли ты был объективен, – хмыкнула я, но он продолжал:

– Потом ты улетела в Калифорнию, и это тоже не для тебя…

– Калифорния очень классная! – встала я на защиту Западного побережья.

Питер подвинулся ближе и обнял меня за плечи, крепко прижимая меня и Джой к себе.

– Я думал, ты никогда не вернешься домой, – негромко проговорил он. – Это было невыносимо. Я думал, что никогда больше не увижу тебя, и не знал, что с этим поделать…

Я вывернулась, чтобы посмотреть ему в глаза, и улыбнулась. Солнце у нас над головами клонилось к закату, чайки кружили и кричали над волнами.

– Но я вернулась домой. Видишь? Не нужно больше издеваться над ногами.

– Я рад, – отозвался Питер.

Я прижалась теснее, позволяя ему поддерживать меня. В свете заходящего солнца, сияющего в его волосах, на теплом песке, обнимающем мои ноги, и с ребенком, моей Джой, которой не грозило ничего в моих руках.

– Что ж, – сказала я, когда мы ехали обратно домой, – остался лишь один вопрос: что делать дальше с собственной жизнью?

Он на миг повернулся, одарил меня легкой улыбкой и снова сосредоточился на дороге.

– На самом деле я подумал, не хочешь ли ты остановиться поужинать.

– Конечно! – согласно кивнула я.

Джой мирно посапывала в детском кресле. Мы где-то потеряли ее розовую ленточку.

– И теперь, когда этот вопрос решили… – вернулась я к предыдущей теме.

– Ты хочешь вернуться к работе? – спросил Питер.

Я думала об этом.

– Скорее всего, да, – проговорила я. – В конце концов, я скучаю по своему ремеслу.

И я осознала, насколько это правда.

– Это, пожалуй, самый долгий период, когда я ничего не писала. Боже, как я скучаю по своим невестам.

– Так что ты хочешь написать? – спросил Питер. – О чем?

Я обдумала этот вопрос.

– Статью для газеты? – начал предлагать он. – Еще один сценарий? Книгу?

– Книгу! – усмехнулась я. – Да прям, конечно!

– У тебя может получиться, – пожал он плечами.

– Не думаю, что во мне живет книга.

– Если живет, – серьезно сказал он, – я воспользуюсь всей своей медицинской подготовкой, чтобы ее вытащить.

Я рассмеялась. Джой проснулась и издала вопросительный звук. Я оглянулась и помахала ей рукой. Она внимательно посмотрела на меня, зевнула и снова заснула.

– Может, не книга, – задумчиво сказала я, – но я хотела бы написать обо всем этом.

– Статья в журнал?

– Может быть, – кивнула я.

– Хорошо, – сказал Питер таким тоном, будто все было решено раз и навсегда. – Жду не дождусь, чтобы прочитать.

Следующим утром я погуляла с Джой, позавтракала с Таней, поговорила с Самантой по телефону и условилась увидеться с Питером следующим вечером, а после спустилась в подвал и достала пыльный ноутбук, которым пользовалась в Принстоне четыре года. Я не ждала многого, но машинка запищала, запыхтела и услужливо включилась. И хотя клавиатура казалась странной, я стерла с экрана пыль и принялась писать.

ЛЮБОВЬ С ПЫШНОЙ ДАМОЙ

Кэндис Шапиро

Мне было пять лет, когда я научилась читать. Книги были для меня чудом: белые страницы, черные чернила, новые миры, новые друзья в каждом из них. По сей день я наслаждаюсь, когда открываю переплет в предвкушении того, куда я пойду и кого встречу внутри.

Я научилась ездить на велосипеде, когда мне было восемь. Это тоже открыло мне глаза на новый мир, который я могла изучать самостоятельно. Ручей, журчащий на пустыре через две улицы,