мучила людей, а возможно, даже убивала.

Женщина постарше вручает мне лист бумаги с цифрами «26» и английскими булавками по углам. Я прицепляю его к футболке и беру второй такой же лист.

К нам подходят бабушка, Кейс, Кейша, Алекс, Прия, Иден и мама. Иден в панамке, все лицо перемазано белым кремом от солнца — Прия, как всегда, проследила за этим.

Раны на груди начинают сильнее ныть при виде сестренки.

— Видишь, ты успела, — говорит бабушка.

Я даю ей лист с номером.

— Я записала тебя в помощницы.

— Кто тебе сказал, что я хочу готовить на таком солнцепеке?

— Ну пожалуйста!

Бабушка выхватывает лист у меня из рук и прикалывает к платью. Я невольно расплываюсь в улыбке.

— Пока вы готовите, мы сядем где-нибудь позавтракаем. — Вокруг глаз у Прии появились морщинки, которых я раньше не замечала, и вид у нее такой, будто ей даже стоять тяжело. — Начало в двенадцать, да?

— Да. — Я оглядываюсь на женщин за подтверждением. — В полдвенадцатого — дегустация для жюри, а с двенадцати все открыто для публики, так ведь?

Женщина постарше кивает.

— Победителей объявим примерно в полпервого. — Она показывает на столы. — Ищите место под своим номером. Там есть и кастрюли для водяной бани, чтобы блюдо не остыло, и маленькие фритюрницы, и тостеры, и холодильники — все необходимое.

Кейс пихает меня в бок:

— Удачи тебе!

— Ты что, не останешься посмотреть, как мы с бабушкой готовим? Как в старые добрые времена?

Кейс только глаза закатывает:

— Нет. Я хочу пойти позавтракать.

— И в миллионный раз проверить, не написали ли тебе, — язвит Кейша.

— А тебе какое дело? — огрызается Кейс.

Прием заявлений на стажировку в «Ньюген» закончился дня два назад, и скоро начнут рассылать сообщения тем, кто сумел заполучить место.

— Напишут, — заверяю я Кейс.

Конечно, если она получит стажировку, мне придется расстаться с ней. Конечно, работать на Джастина может быть даже опасно — но она достойна работы в «Ньюгене». А главное — она этого хочет.

Кейс резко дергает плечом:

— Может быть.

— Не может быть, а точно.

На лице Кейс проступает подобие улыбки:

— Иди готовь! Время-то кончается.

— Она дело говорит. — Бабушка, прищурившись, оглядывает остальных конкурсантов, которые уже вовсю хлопочут у столов.

Мы с бабушкой, папа и дядя Катиус пробираемся к нашему столу, где, как и говорила организаторша, устроена полноценная миниатюрная кухня. Папа с дядюшкой сгружают на стол продукты и уходят, чтобы позавтракать с остальными домашними.

Бабушка хмуро глядит на то, что мы принесли:

— Что будем готовить?

Я перебираю все, что в спешке собирала утром. Тогда я была в панике, но могла сосредоточиться. После вчерашнего разговора с папой я все думала о том, что я тоже часть семейной истории и добавлю в нее что-то новое.

— Помнишь первое, что ты научила меня готовить? — спрашиваю я бабушку.

Она опирается о стол.

— Мы будем печь мои булочки-бейки?

— Мои, и твои, и по рецепту тети Элейн.

Я беру две пачки масла, кладу в морозилку мини-холодильника, а еще одну — в сам холодильник. Когда тетя Элейн пекла пышный карибский хлеб, она брала кокосовую стружку, которую продают в нашем супермаркете, а бабушка — только консервированное кокосовое молоко своей любимой марки.

Я достаю целый кокосовый орех. Бабушкины брови ползут вверх.

— Ты хочешь добыть из него молоко?!

— Свежее вкуснее.

Я никогда не пробовала готовить тесто для бейков по-своему — боялась испортить рецепт, которому научила меня бабушка, — но сейчас самое время добавить что-то свое.

— Чем ты собираешься его расколоть?

Я молитвенно складываю руки и делаю самые умильные глаза:

— Бабулечка, поколдуй!

Бабушка кривится и отворачивается с кокосом в уголок. Режет палец краем заднего зуба. Это древняя колдовская традиция — вставлять острый стальной клык, чтобы всегда легко было пускать себе кровь. На бабушкином поколении традиция кончилась — ни у кого не хватает на такое пороху.

Чтобы расколоть орех, у нее уходит больше времени, чем обычно. До завершения моего задания осталось меньше недели, и сейчас все мои домашние не в лучшей форме. Когда бабушка возвращает мне кокос, лоб у нее блестит от пота. Она хватает миску и подставляет под кокос.

— На вид целый. — Никаких трещин я не вижу.

— Бросай.

Я кидаю кокос в миску, и он рассыпается на десятки мелких кусочков, залитых свежим молоком. Я улыбаюсь бабушке, она улыбается в ответ. Но при виде ее мокрого лба я хмурюсь. Даже бабушке теперь колдовство дается с трудом.

Вместе нам работается быстро, и я словно переношусь в прошлое, где мне шесть лет и я сижу на высоком табурете за кухонным столом, вся в муке, и под ее руководством вымешиваю тесто для бейков. Бывают моменты, которые запоминаешь навсегда — и знаешь это. Вот и сейчас, когда мы готовим вместе с бабушкой, возникает такое ощущение. Словно мы всегда сможем к этому вернуться, что бы ни произошло.

— Наделай шариков, а я буду жарить их во фритюре.

Бабушка морщит нос:

— Ты сегодня как с цепи сорвалась.

Я бегу к плите проверить нарезанную стружкой треску-бакаляу, которую поставила на огонь. Рядом кипит вторая кастрюля — в ней апельсиновый сок с цедрой, приправленный гибискусом и гвоздикой и щедро подслащенный. Именно такой напиток я всегда готовлю на праздники. Питье по семейному рецепту к основному блюду. Я отставляю кастрюлю в сторону остужаться.

Перекладываю бакаляу на поддон и ставлю на нагретую водяную баню. Хватаю пачку охлажденного масла и растираю его с травами и толченым сладким манго.

Брови у бабушки вот-вот заползут на затылок.

— Будет вкусно! — заверяю я ее.

— Тебе виднее.

Скатав из масла колбаску, я заворачиваю ее в фольгу и сую в морозилку.

Бабушка заканчивает последнюю порцию теста и кладет в холодильник. Я вижу, что жюри уже начинает обход, и кидаю три шарика теста во фритюрницу. Когда судьи дойдут до нас, мы будем готовы.

Бабушка пододвигает пластиковое кресло и падает в него:

— Старовата я для такого.

— Ты совсем молодая!

— Не подлизывайся! Я здесь не навечно.

Я нервно стискиваю руки. Не представляю себе жизнь без бабушки. Она наш матриарх, на ней вся семья держится.

— Куда ты денешься! Кто тогда будет нашим матриархом?

— Может, ты меня сменишь.

Я прыскаю со смеху, но бабушка не присоединяется ко мне.

— Как у тебя дела? — спрашивает она.

— Все готово. Думаю, всем понравится. Точнее, надеюсь.

— Я о другом.

Ага. Она хочет узнать, как я после вчерашнего, когда чуть не зарезала Люка кухонным ножом. Я еще никому не рассказывала, что теперь думаю