Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я шлепаю босыми ногами в сторону папиной комнаты и берусь за ручку двери. Но изнутри доносятся яростные голоса — и я замираю.
— Речь идет о жизни нашей дочери! Мы согласились на то, чтобы Вайя взялась за задание, и это было верное решение. Иден заслуживает шанса познакомиться со своей культурой и обрести магические способности, но все это будет ей ни к чему, если она умрет! — Мелодичный голос Прии не узнать, его словно подменили — он стал резким, визгливым. — Переходим к запасному плану!
— У Вайи еще неделя в запасе! — отвечает папа тем успокаивающим тоном, который у него выработался уже после того, как они с мамой развелись.
— Не прикасайся ко мне! — Слышно шарканье — видимо, Прия уворачивается от папиных рук с их даром успокоения. — Вайя превратилась в развалину! Ты ее видел. Кричит в пустоту, размахивает ножом. А мы просто стоим и смотрим! Бедный мальчик был в ужасе. Я не меньше остальных хочу, чтобы она прошла испытание — даже больше других, — но такое… Правильно говорит Алекс. Мы одна семья. Это должно быть семейное дело. А ты скорее допустишь, чтобы твоя старшая дочь кого-то убила, чем сделаешь то, что нам надо сделать!
От ее слов меня корежит.
— Мама Джова дала ей задание, — возражает папа. — Тут мы ни на что не влияем.
— Нет, влияем! Ты просто не хочешь. Вчера ночью Вайя едва не погибла, и Иден тоже грозит смерть. Чистота тебе важнее дочерей!
— Не смей так говорить!
Ну вот, такой папин голос я помню. Громкий, грозный.
В комнате воцаряется тишина, потом дверь распахивается, и Прия выскакивает и захлопывает ее за собой.
Мне бы стоило уйти к себе, только ноги словно приросли к полу. При виде меня ярость на лице Прии смягчается.
— Привет, — говорю я, чувствуя себя полной дурой.
— Напрасно я заставила тебя дать мне такое обещание.
— Я обязательно…
Прия мотает головой — так, что коса хлещет по плечам.
— Ты еще маленькая. А я взрослая. Быть в ответе за жизнь двух человек — слишком тяжкое бремя, когда тебе всего шестнадцать.
Я ежусь. Хочу ей ответить, но у меня нет никаких доводов. И правда, это много. Слишком.
— Беру свои слова назад, — говорит Прия. — Ты отвечаешь только за себя. А за мою дочь отвечаю я.
— Я не допущу, чтобы Иден умерла.
Прия ласково улыбается мне:
— Я тоже.
С этими словами она уходит.
У меня ушло очень много времени на то, чтобы убедить взрослых, что они не могут избавить меня от этого задания, и самой смириться с тем, что мне придется это сделать. А теперь Прия пошла на попятный.
— Вайя! — зовет меня папа. Он стоит на пороге комнаты — возможно, решил, что достаточно успокоился, чтобы последовать за женой. Рука у него плотно обмотана белыми бинтами. Он перехватывает мой взгляд и прячет руку за спину.
— Можно с тобой поговорить? — спрашиваю я.
— Конечно, входи.
Он придерживает дверь, я вхожу. У нас не нашлось для них подходящих кроватей, и Прия купила матрасы на распродаже и положила прямо на пол. Потом она сшила подушки и покрывала — и в результате их постели выглядят красивее и удобнее, чем большинство наших.
Я плюхаюсь на матрас.
Папа садится рядом.
— Как ты себя чувствуешь?
Кое-кто из моих предков взвалил на меня невыполнимое задание, которое мне нужно доделать через неделю, иначе наша семья навсегда утратит колдовские способности, а от этого, в частности, умрет моя младшая сестра, она же твоя младшая дочь. Еще я перестала понимать, что взаправду, а что нет. Ах да, еще я закатила жуткую истерику и перепугала мальчишку, которого должна убить, так что теперь, скорее всего, просто не смогу добраться до него. Если, конечно, я вообще в состоянии выполнить задание. Еще мне тошно от того, как он смотрел на меня, — как вы все смотрели на меня.
— Да ничего, — отвечаю я. — Бывало и лучше. Как твоя рука?
— Да ничего, бывало и лучше. — Он пожимает плечами.
— Прости, пожалуйста. — Не так часто в нашей семье произносят такое вслух, но ведь нет других приличных способов извиниться перед человеком, на которого ты напала с огромным ножом.
Папа качает головой:
— Ты же не понимала, что делаешь.
— Я думала, это испытание. Думала, если я его убью, видение кончится. — Я в ужасе гляжу на папу. — Я что, правда пыталась его зарезать?
— Шустрый мальчуган. Не отнимешь. Я думал, ты пронзишь ему сердце, но он отскочил, и вовремя. Да, прямо очень шустрый.
Я закрываю глаза ладонями.
— Когда так делала твоя мама, я сразу понимал, что пахнет жареным.
— Что? — Я отнимаю руки от лица.
Папа изображает мой жест.
— Все вы, Томасы, так делаете. Я даже один раз подловил на этом Иден.
— И тетя Элейн тоже?
Папа со вздохом отворачивается.
— Да, и она. Но не всерьез. Когда видела, что Ваку начинает дергаться, сразу театрально ахала и закрывала глаза руками. В конце концов Ваку уже не мог сердиться — так ему было смешно.
Мой мозг не в состоянии представить себе смеющегося дядю Ваку. Я видела его только злобным. Резкие слова, сильные руки.
— Какой она была, тетя Элейн?
— Она была… яркой. Как звезды, не как солнце. Незаурядной, но неброской. Вечно готовила что-нибудь, совсем как ты. — Он сосредоточенно смотрит себе на колени.
— Они с бабушкой когда-нибудь готовили вместе?
Он фыркает.
— По-моему, она боялась бабушки до потери пульса. А вот вместе с тобой она готовила раза два-три.
— Я не…
Тут до меня доходит. Конечно, я не помню, как что-то готовила с тетей Элейн.
— Ты так радовалась и вечно тащила с собой Кейс, хотя она, по-моему, не умеет даже чайник ставить. — Папа бледно улыбается.
— Они когда-нибудь вернутся? В смысле, воспоминания?
Папа поворачивается ко мне:
— Должны со временем. Вам, детям, придется труднее. Детские воспоминания легко исказить, поскольку они еще не укоренились так глубоко, как у взрослых, поэтому и вернуть их сложнее. Но теперь, когда ты о ней знаешь, что-то наверняка будет их пробуждать. Таково слабое место подобных чар: стоит упомянуть об этом человеке или вызвать сильные