о задании Мамы Джовы. И даже скрывала свои мысли при Кейс: ее дар притупился настолько, что я теперь и правда могу спрятаться от нее.

— Да вроде… ничего.

На самом деле нет. Я и не думала, как часто мы с Люком переписываемся, пока не проснулась утром и не обнаружила, что сообщений от него нет. Ни одного. Что и говорить о том, как тяжело смотреть на Иден, не зная, как спасти ее. Я не могу себе представить, что ее нет. Моей умненькой, веселой маленькой сестренки.

Бабушка коротко вздыхает:

— Скажи мне вот что. Когда ты поняла, что твой нож угодил мимо цели и ты не зарезала мальчонку, что ты почувствовала?

Я открываю рот.

— И не вздумай мне врать! — с ходу обрывает меня бабушка.

Я сжимаю губы и отвечаю не сразу:

— Облегчение.

Я думала, что убью ненастоящего Люка и галлюцинации прекратятся. Если бы я и в самом деле пронзила ему сердце… От одной мысли об этом в животе становится нехорошо.

Бабушка медленно, многозначительно кивает и откидывается назад на спинку кресла.

— В нашей семье можно было участвовать в обрядах, только если ты уже состоявшийся колдун. Я только-только прошла Призвание. Получила дар одна — так тогда было принято. Никаких церемоний Усиления. Моя мать считала, что они — только для слабых семейств. К тому же тогда полагалось сразу после этого проводить свой первый обряд и отнимать жизнь, чтобы уже на старте получить мощный диапазон. Тоже в одиночку, как и все остальное.

— В одиночку? Ты должна была провести обряд сама?!

Бабушка мрачно улыбается.

— Нас в доме было десятеро, немногим меньше, чем сейчас, но я постоянно чувствовала, что живу здесь одна-одинешенька. Особенно потому, что я старшая. Это тоже была традиция. Матриархом становилась старшая в семье. Так что сестры меня недолюбливали.

Я еще никогда не слышала столько всего сразу о ее детстве и родной семье. И сейчас мне стыдно — я же никогда не интересовалась. Считала, что знаю о ней самое важное, а все остальное осталось в прошлом. Сама она по доброй воле ничего не рассказывала, вот я и думала, что ей не хочется это обсуждать.

— И ты его провела, ну, обряд?

— Провела. — Бабушка трясет головой. — Завязала той женщине глаза и наскоро перерезала ей горло. Меня наполнила магия, я почувствовала себя сильнее. Потом долго плакала. Старалась потише, чтобы никто не догадался.

Не знаю, что и сказать ей. Подхожу поближе, встаю прямо перед ее креслом.

Она смотрит на меня снизу вверх:

— С тех пор дня не проходило, чтобы я не пожалела об этом. Я хотела узнать про нее, но ничего не смогла найти. Обычно мы именно таких и ищем. Тех, о ком не остается записей. Сначала я просто убежала. От семьи, от той женщины, от всего. Закинула вещи в фургон, посадила туда твоего дедушку и Ваку и покатила куда глаза глядят, как только смогла. Потому что я понимала, что когда-нибудь Ваку будет стоять один-одинешенек в пустой комнате и рыдать над мертвым телом человека, которого он даже не знает и никогда не узнает. Когда я забеременела и у меня должна была родиться твоя мама, я поняла, что она станет матриархом после меня, — продолжает она. — Или по крайней мере так должно было быть по законам моей матери. Теперь не так, но тогда сама мысль, что придется взвалить на нее это кошмарное наследственное бремя, была для меня невыносимой. Я не могла допустить, чтобы мои дети так страдали.

Бабушка облизывает губы.

— Я вернулась домой и притворялась, что я именно такая, какой хочет видеть меня мать, до самой ее смерти — чтобы точно стать матриархом. Как старшая дочь, я была законной наследницей, но некоторое время прожила вне дома и боялась, что мать лишит меня этого права. В день посвящения в матриархи я сказала родным, что мы теперь перейдем на чистую магию, а кто не хочет, должен уйти.

У меня отвисает челюсть, хотя я давно знаю, что бабушкины родные порвали с ней. Я думала, они ушли сами, и не представляла себе, что это она их выставила.

Бабушка улыбается:

— Они все отказались признавать меня матриархом. Одни остались Томасами, но прекратили всякое общение с главой семьи и своими здешними родственниками, но большинство через брак породнились с другими семьями или присягнули другим матриархам. Некоторое время я была единственной колдуньей в доме, происходившей из рода Томасов. Но у меня были дедушка, Ваку и твоя мама в утробе. Наконец-то я была не одна.

Она показывает мне за спину:

— Доставай бейки из фритюра!

Я моргаю и бегу к столу, вытаскиваю три тарелки и вынимаю готовые бейки. Судьи уже близко, а я и не заметила. Я промокаю булочки от лишнего жира и выкладываю на тарелки. Жареная булочка, на нее — кусочек масла с манго и травами, а поверх — ложка бакаляу. В качестве завершающего штриха я разливаю по стаканам напиток из гибискуса, кладу в него лед, украшаю завитушкой из апельсиновой кожуры и ставлю рядом с тарелками. Все это время бабушкина история крутится в голове, будто песня на повторе.

Едва я успеваю все доделать, как судьи останавливаются перед нашим столом. Я узнаю их — это ведущие кулинарных каналов, на которые я подписана. Чернокожая женщина с короткой стрижкой, Айри, ведет блог о китайско-ямайской фьюжн-кулинарии, мужчина, Стивен, блогер японско-канадского происхождения, который готовит блюда традиционной кухни, а последняя из судей, Чатури, недавно приехала из Шри-Ланки по спонсорской программе и стала одной из самых знаменитых кулинарных критиков и блогеров в Торонто.

Айри с улыбкой подходит к моему столу.

— Ну, что у нас здесь?

Я расправляю плечи, стараясь не морщиться — раны болят.

— Это жареные булочки-бейки на кокосовом молоке, масло с манго и травами, бакаляу со смесью перцев. — Я дрожащими руками раздаю тарелки и приборы. — К ним я приготовила традиционный пряный напиток со специ-ями и гибискусом.

Рядом с нами парит дрон и снимает жюри на обходе, я стараюсь на него не коситься.

Стивен смотрит на бабушку в кресле. Она не реагирует никак — сидит и смотрит в телефон.

— Кто помогает вам сегодня?

— Бабушка, — пищу я и показываю на нее. Она откладывает телефон и сухо улыбается. — Это она научила меня печь бейки, когда я была маленькая. Этот рецепт бабушка получила от своей матери, а я внесла в него некоторые изменения — и свои собственные, и по рецептам моей тети.

Стивен оглядывается: