же. Он хотел исцелить весь мир, сделать так, чтобы люди перестали болеть, а она — только того, чтобы ваше племя получило магию посильнее. Она отказалась помогать Джастину.

— Он хотел сделать людей бессмертными! — Я не могу сдержаться. — А она тоже хотела помогать людям, но все…

Но все пошло наперекосяк. Она погибла и была забыта — вот чем все кончилось. Я не понимаю, как это поможет мне. Мечтаю только об одном — чтобы это видение кончилось. Чтобы мне больше не пришлось жить в мире, где Люк меня ненавидит.

— Опять врешь, — говорит он. — Она хотела, чтобы Джастин помог всем вам, но отказалась спасать его отца. Все вы одинаковые. Врете, жульничаете и убиваете всех, кроме своих. Вот и ты будешь помогать своей семейке, как всегда мечтала! — цедит он и делает шаг ко мне. — Но твоя семейка не заслуживает того, чтобы ей помогали.

Тетя Элейн никогда бы так не поступила. Если бы она могла помочь отцу Джастина, она так и сделала бы.

Наверняка. Или нет?

Это не взаправду.

Я машу рукой в сторону тел на полу — смотреть туда я не могу:

— Вот почему ты с нами так? Это не око за око, если за то, что я сделала Джурасу, ты убил всю мою семью.

Люк глубоко вздыхает и сдвигает брови:

— Я не хотел. Но так приказал Джастин. Он сказал, что ваша семейка не угомонится, пока не отомстит. Ты сказала, что хочешь, чтобы я жил, а сама только и ждешь удобного случая, чтобы убить меня. Так ведь?

Я невесело смеюсь:

— Я все равно не смогу, поверь мне на слово.

Это просто очередное наваждение, которое наслала на меня Мама Джова.

— Я знаю, чего ты хочешь, — говорю я Люку, но обращаюсь к ней. Сил моих больше нет. Мне надоело это задание, надоели эти видения, надоело страдать и оставаться в живых.

Я бросаюсь к стойке с ножами, вытаскиваю самый большой. Французский поварской, мама подарила его мне на день рождения, когда мне исполнилось четырнадцать. Совсем как у профессиональных шеф-поваров. Тот самый, с подплавленной рукояткой, который поднес Люк к горлу Иден в видении несколько дней назад. Перехватываю нож поудобнее.

— Ты ведь этого хочешь, да, Мама Джова?

Сколько дней я прожила в муках, пытаясь выполнить ее задание! Ну и пожалуйста. Если галлюцинация от этого прекратится, я покажу ей то, что она хочет увидеть.

— С кем это ты? — Ярость на лице Люка сменяется растерянностью, но сразу возвращается.

— Ты этого хочешь, Мама Джова! — визжу я, вцепившись в рукоятку обеими руками. — Получай!

Я бросаюсь вперед, на Люка, занеся нож высоко над головой.

Когда я опускаю нож, Люк успевает увернуться, и стальное острие вонзается в стол. Звон отдается у меня в ушах, Люк замирает рядом. Я поворачиваю голову к нему. Грудь у него вздымается, дышит он сипло, губы дрожат — таким я его еще не видела. Я гляжу в его мрачные глаза, сощуренные, напряженные. Вообще, ему трудно смотреть человеку в лицо, но сейчас он явно боится отвернуться. Он вдруг становится какой-то другой.

— Ты настоящий? — спрашиваю я, потому что окончательно разучилась различать.

Он трясет головой, отступает от кухонного стола и убегает. Раздается грохот входной двери.

— Вайя!

Я резко разворачиваюсь, нож описывает дугу — и запоздало понимаю, что передо мной папа. Он закрывается правой рукой, и я рассекаю ему предплечье.

Я отшатываюсь и валюсь на пол. Роняю нож, на нем багровые пятна крови.

Никаких тел кругом нет. Теперь в кухне столпились мои родные, на их лицах ужас.

— Он был настоящий? — снова спрашиваю я и смотрю на них. Все перепуганы точно так же, как только что Люк. Прия прижимает Иден лицом к своей груди, сестренка вся дрожит.

Кейс бросается ко мне и обхватывает меня руками. Слезы на моем лице начинают подсыхать, а у нее только начинаются.

— Я что, пыталась его убить? Его настоящего?

— Да, — сипло выдавливает Кейс.

— Я д-делала, что она хотела… — Слова замирают у меня в горле.

Кейс стискивает меня еще сильнее, ее трясет.

— Я делала, что она хотела…

— Тише, тише! Ничего, ничего…

Я моргаю Кейс в плечо. Видение было не просто видением. Они все это время были здесь. Я пыталась убить Люка.

— Я провалила Призвание.

Кейс ничего не говорит, только обнимает меня еще крепче. Там, где мы притиснулись друг к другу щеками, мне становится мокро от слез.

От моих, которые снова текут из глаз.

Я сворачиваюсь в клубочек, прижимаюсь к Кейс, руки у меня дрожат, и мы синхронно всхлипываем.

Первое мое воспоминание о себе — как мы с Кейс сидим у нас во дворе и играем с соседским щеночком-биглем. Мы с Кейс всю жизнь носились по дому, требовали, чтобы нам заплетали одинаковые косички, изобретали все игры на свете. Когда мне было грустно, она строила невообразимые рожи, чтобы развеселить, — а это совсем не в ее характере. Когда умер дедушка, мы строили рожи друг другу, а потом вместе расплакались.

Сейчас мне не заставить себя скорчить рожу.

Из угла на меня пустыми глазами смотрит Мама Джова.

— Это не мои видения. Они твои. Чем дольше ты тянешь с заданием, тем сильнее будет проявляться твой страх, — говорит она. — Не проси меня прекратить их. Только ты это можешь. Это задание с самого начала было под твоим контролем. Ты сама принимаешь решения.

Я не знаю, настоящая она или нет, поэтому ничего не отвечаю.

Глава двадцать восьмая

Весь день я проспала в своей комнате, измотанная рыданиями, а Кейс свернулась рядом со мной. К вечеру мне становится легче отличить явь от наваждения. Я выбираюсь из постели, не разбудив Кейс, и тащусь по коридору в туалет. Руки у меня ноют — я растянула мышцы, когда со всей силы вонзила нож в стол. Все остальное болит даже сильнее, чем с утра.

По пути обратно я заглядываю в коридор, куда выходит комната папы, Прии и Иден. В последний раз я говорила с папой, когда вывалила на всех то, что узнала про тетю Элейн. С тех пор между нами воцарилось ледяное молчание. Я по-прежнему готовлю по ее рецептам, папа по-прежнему отказывается это есть. Сейчас он, скорее всего, у себя, залечивает порез на руке, которым я его наградила.

Я уверена, что сумела заснуть благодаря его прикосновению. Стоило мне закрыть глаза, и мне снились качающиеся на веревках окровавленные тела, обжигающие удары молнии и вонь моей