— Нет никакой пользы. Мы не хотим, чтобы вы заботились о нас, — заявил Нат.

— И для меня это хуже, чем ночной кошмар, — признался Тайлер. — Так что мы квиты.

— Между прочим, ваши пререкания только вредят мне, — сказала Лотти.

Тайлер многозначительно выгнул бровь.

— Тогда давайте прекратим.

Боже, эти трое стоят друг друга. Теперь она понимала, что чувствуют учителя в Оакли, когда им приходится разнимать драку на школьном дворе.

В палату быстрым шагом вошла медсестра.

— Лотти, там санитары, они должны доставить вас вниз на пиелографию.

Тайлер сказал:

— Ладно, мы пойдем.

Руби с подозрением взглянула на него:

— А что вы собираетесь делать с нами?

— Запру в гараже. Кстати, отныне мы будем на ты.

Когда они вышли из палаты, сестра со снисходительной улыбкой заявила:

— Мама лежит в больнице, а папа даже не догадывается, что на него свалилось. Большинство из них не представляют, как заботиться о своих детях, правда?

— Он им не отец, — проговорила Лотти. — Это мой начальник.

— Серьезно? Боже, как вам повезло! — Медсестра смягчилась: — Как мило с его стороны заботиться о ваших детях!

Пришли санитары, чтобы выкатить ее кровать из палаты. Приготовившись к тряске и толчкам, Лотти устало сказала сестре напоследок:

— Поверьте, у него нет особого выбора.

— Что здесь? Он весит целую тонну. — Глупый вопрос. Тайлер поднял ранец Ната, расстегнул «молнию» и обнаружил, что он набит — чем же еще? — камнями.

— Это камни. Мне что, запрещено собирать камни? — Нат принялся демонстративно выбирать обуглившиеся куски из лазаньи от «Маркса и Спенсера».

— Естественно. Позволь узнать, зачем они тебе?

— Так делают солдаты в армии. Чтобы стать сильными. Она вся сгорела.

Тайлер не согласился с клеветническими заявлениями по поводу его кулинарного мастерства:

— Я называю такую еду подрумянившейся.

— А я называю горелой.

— Такой едой кормят солдат. — Порывшись среди грязных камней, Тайлер извлек из ранца мятый грязный бирюзовый лист. — Это что?

Нат буркнул:

— Письмо из школы.

— И сколько оно здесь лежит?

— Не знаю. Она совсем горелая.

Тайлер принялся читать размноженное на фотокопире письмо. Оно было адресовано всем ученикам, подписано директрисой и сформулировано в таком шутливом стиле, что Тайлера даже охватило ложное чувство успокоенности.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что конкретно от него требуют.

— Сейчас половина девятого вечера понедельника, — медленно проговорил он, — а в письме говорится, что все дети должны во вторник утром принести пироги для ярмарки. — Он посмотрел сначала на Руби, потом на Ната. — У нас в доме нет пирогов, а все магазины закрыты.

— Пироги запрещено покупать в магазине, — заявил Нат. — Их нужно печь.

О Боже!

— Руби, у тебя тоже есть такое же письмо?

— Нет.

Тайлер облегченно выдохнул:

— Это уже кое-что.

— Кажется, я свое потеряла, — услужливо сказала Руби.

— И что будет, если завтра вы явитесь в школу без пирогов?

На лицах обоих отразилось искреннее возмущение.

— Но мы должны. Иначе у нас будут проблемы.

Тайлер продолжил чтение. Во вторник вечером, жизнерадостно говорилось в письме, все посетят ярмарку пирогов, которая будет устроена вокруг елки, и послушают рождественские гимны в исполнении учеников пятых классов, которые будут выступать в костюмах Викторианской эпохи.

Он поднял глаза на Руби:

— Ты в каком классе?

Взгляд Руби ясно говорил: «Ну ты и пень!»

— В пятом.

М-да, что-то больно крутой оказалась кривая обучения,[45]ничего не скажешь.

— И ты завтра вечером поешь рождественские гимны?

— Не имеет значения. Я скажу, что не могу прийти.

— А костюмы Викторианской эпохи? Где их берут?

— Думала попросить маму, чтобы она его сделала. Но она в больнице, — ответила Руби, — так что на ярмарку мы не идем. Можешь не беспокоиться.

Тайлер внимательно посмотрел на нее. Кривая резко задралась вверх, почти до вертикальной линии.

— И не пытайся печь пироги, — добавил Нат. — Потому что они все равно у тебя сгорят.

— Чем ты вчера занимался?

— Пек двадцать четыре рождественских пирожка.

— Но зачем?.. О Господи! Ярмарка пирогов, я совсем забыла! — Лотти не верилось, что она могла забыть об этом. — А Руби должна была… ладно, они справятся без нее.

— Все в порядке, мы пойдем. Я знаю, что нужен викторианский костюм, — обреченно сказал Тайлер. — Я нашел в Челтнеме один магазинчик, который сдает в аренду костюмы.

— Ты не обязан все это делать! — возразила Лотти.

— Но ведь это нужно сделать.

— Это всего лишь начальная школа Оакли, а не лондонский Палладиум. Руби может нарядиться уличным мальчишкой, — объяснила Лотти. — Возьмет старые штаны и обрежет их ниже колена, чтобы выглядеть оборванцем. Наденет какую-нибудь рубашку, застегнет ее сикось-накось, взъерошит себе волосы и испачкает лицо грязью.

Тайлер, который явно испытал облегчение, сказал:

— Ладно.

— И не забудь камеру.

— Хорошо.

— Ой, я же добровольно вызвалась продавать елки.

— Я все сделаю.

— Тебе понадобятся садовые перчатки.

— Зачем, чтобы Нат не смог меня покусать?

— Они все еще ненавидят тебя?

— Даже сильнее, чем раньше. Ничего страшного, я с этим справлюсь.

— А как же Лиана?

— Она меня не ненавидит.

— Она, наверное, уже по горло сыта этой ситуацией. — Лотти приложила все усилия, чтобы в ее голосе прозвучала обеспокоенность.

— Ничего не поделаешь. — Вытащив из кармана пиджака смятый листок с логотипом школы, Тайлер резко сменил тему: — Вот, это роль Ната для завтрашнего рождественского спектакля.

— Это рождественская сказка. Он играет одну из овец. С костюмом никаких проблем, — сказала Лотти. — Надо просто обернуть его в овечью шкуру и закрепить ее завязками.