Он нашел вторую передачу, и чудный «Фольксваген» РоулиДелессепса вздрогнул от неожиданности, переходя на еще никогда не испытанную имскорость выше тридцати пяти миль в час.

Первый из звонков, поразивший Алана Пэнборна в самое сердце,прозвенел сразу после трех часов, когда Тад заливал три кварты моторного масла«Сапфир» в жаждущий «Фольксваген» на бензозаправочной колонке в Аугусте. Алан вэто время уже думал держать путь в закусочную, чтобы получить свою чашку кофе.

Шейла Бригхем неожиданно выглянула вслед проходившему навыход шерифу и окликнула его:

– Алан? Тебя вызывают. Ты знаешь кого-нибудь по имени ХьюПритчард?

Алан резко обернулся.

– Да. Принимай вызов.

Он кинулся в офис и схватил трубку как раз в тот момент,когда Шейла принимала счет за подключение.

– Доктор Притчард? Доктор Притчард, это вы?

– Да, я здесь. – Связь была очень четкой, но Алан ощутилкакое-то сомнение – этот человек говорил голосом, не похожим на тот, что бываету семидесятилетнего. Сорок, возможно, но никак не семьдесят.

– Вы тот доктор Хью Притчард, который практиковал вБергенфилде, штат Нью-Джерси?

– Бергенфилд, Тенафли, Хэгенсак, Энглвуд, Энглвуд Хайтс...черт возьми, я профессорствовал всю свою жизнь. Вы тот шериф Пэнборн, которомуя вдруг так понадобился? Моя жена и я только что вернулись из похода черезперевал Дьявола. Только что вернулись. Даже моя боль может болеть.

– Да, я приношу извинения. Я хочу поблагодарить вас зазвонок, доктор. Ваш голос значительно моложе, чем я ожидал услышать.

– Так, все это прекрасно, – сказал Притчард, – но вам бынадо было увидеть и меня всего остального. Я похож на крокодила, разгуливающегона задних лапах. Чем могу служить?

Алан еще раз подумал и решил быть предельно осторожным иосмотрительным. Сейчас он зажал трубку между ухом и плечом, откинулся назад вкресле – и парад животных прошел по стене.

– Я расследую убийство здесь, в Кастл Роке, штат Мэн, –сказал Пэнборн. – Жертвой стал здешний житель, Хомер Гамаш. Возможно, чтосуществует свидетель этого преступления, но у меня чрезвычайно деликатнаяситуация с этим мужчиной, доктор Притчард. Существуют на это целых две причины.Во-первых, он знаменит. Во-вторых, у него наблюдаются симптомы, о которых выможете вспомнить, поскольку однажды уже были с ними знакомы. Я так говорю,потому что вы оперировали его двадцать восемь лет назад. Он имелдоброкачественную опухоль на мозге. Я опасаюсь, что если эта опухоль сновапоявилась, то его показаниям нельзя будет особо дове...

– Тадеуш Бомонт, – сразу перебил шерифа Притчард. – И каковыбы ни были нынешние симптомы, я очень сильно сомневаюсь, что это рецидивы той старойопухоли.

– Как вы догадались, что речь идет о Бомонте?

– Потому что я спас ему жизнь в 1960 году, – сказал Притчарди добавил с несокрушимым высокомерием: – Если бы не я, ему бы не пришлосьнаписать ни одной книги, потому что он не дожил бы и до двенадцати лет. Яследил за его карьерой с некоторым интересом еще с той поры, когда он чуть былоне получил Национальную книжную премию за свой первый же роман. Я как-товзглянул на фото автора на суперобложке книги и узнал все того же парня. Лицоизменилось, а глаза остались прежними. Необычные глаза. Мечтательные, как бы яих назвал. И, конечно, я узнал, что он живет в Мэне, после этой недавней статьив «Пипл». Она пришла к нам как раз перед нашим отъездом на отдых.

Он подождал чуть-чуть, а затем проговорил нечтосногсшибательное, но столь обычным тоном, что Алан не сразу даже и среагировал.

– Вы сказали, что он, возможно, был свидетелем убийства? Выуверены, что вы действительно не подозреваете его самого в совершении этогопреступления?

– Ну... я...

– Я только спрашиваю, – продолжал Притчард, – поскольку людис мозговыми опухолями часто делают очень странные вещи. Причем своеобразие инеобычность таких действий прямо пропорциональны интеллекту мужчины илиженщины, их совершивших. Но у мальчика вообще не было мозговой опухоли, знаетели, – по крайней мере в общепринятом смысле этого термина. Это был оченьнеобычный случай. Чрезвычайно необычный. Я прочел всего о трех подобных случаяхс 1960 года, причем о двух – уже после ухода в отставку. Ему сделалистандартные нейрологические исследования?

– Да.

– И?

– Они дали отрицательные результаты, относительно каких-топосторонних образований.

– Я не удивлен. – Притчард помолчал несколько секунд, затемдобавил: – Вы не совсем откровенны со мной, молодой человек, верно?

Алан прекратил свои настенные развлечения с тенями и подалсявперед в кресле.

– Да, боюсь, что так. Но я очень хотел бы узнать, что выимели в виду, говоря, что у Тада Бомонта не было мозговой опухоли «вобщепринятом смысле этого термина». Я знаю обо всех конфиденциальных условиях вотношениях между докторами и пациентами и не знаю, поверите ли вы человеку, скоторым разговариваете впервые в жизни – и к тому же по телефону. Но я надеюсь,что вы все же поверите мне, если я скажу, что я на стороне Тада и что яабсолютно уверен в его согласии на то, чтобы вы рассказали мне обо всем, чтомне нужно узнать. У меня нет времени, чтобы организовывать его звонок вам идавать на это свое формальное согласие, доктор, – мне это надо знать сейчас.

И Алан сам удивился, обнаружив, что все это – правда, или покрайней мере, что он верит, что это правда. Его начало охватывать непоколебимоечувство, что сейчас происходят какие-то важные события. События, о которых онне знал еще... но скоро узнает.

– У меня нет никаких проблем, связанных с рассказом об этомслучае, – спокойно ответил Притчард. – Я не раз подумывал, не стоит ли мнесообщить обо всем этом и самому Бомонту, а не ограничиться простымуведомлением, что операция в госпитале прошла нормально, сразу после окончанияхирургического вмешательства. Я чувствовал, что это может очень заинтересоватьего.

– Что же это было?

– Я как раз подступаю к этому, смею вас уверить. Я несообщил его родителям, что обнаружилось при операции, потому что это не имелоособого значения в любом практическом аспекте, а мне не хотелось связываться сними ни по какому поводу. С его отцом – в особенности. Тот мужик, должно быть,родился в пещере и провел свою молодость, охотясь на мамонтов. Поэтому в товремя я решил сказать им только то, что они хотели и могли услышать и понять, иотделаться от них поскорее. Затем, конечно, и время сыграло свою роль. Вытеряете связь с пациентами. Я подумал было написать Бомонту письмо, когдаХельга показала мне его первую книгу, и не раз еще возвращался к этому своемунамерению. Но я также чувствовал, что он может и не поверить мне... или непроявит какого-либо интереса... или может подумать, что я немного спятил. Я неочень-то знаю знаменитых людей, но мне их жаль – я подозреваю, что их жизньимеет оборонительный, неорганизованный, печальный характер. Мне показалось, чтолучше не трогать спящую собаку. А теперь к делу. Как говорят мои внуки, кончайлодырничать.