– Что случилось с Тадом? Что привело его к вам?

– Фуги. Головные боли. Призрачные звуки. И наконец...

– Призрачные звуки?

– Да, но вы не должны мешать мне говорить так, как я привык,шериф. – Алан вновь ощутил несокрушимое высокомерие з голосе старого доктора.

– Все правильно.

– Наконец, был припадок. Все проблемы были вызваны небольшимвкраплением в надлобной доле. Мы делали операцию, предполагая опухоль. Аопухоль оказалась близнецом Тада Бомонта.

– Что?

– Да, в самом деле, – ответил Притчард. Голос звучал так,словно шок у Алана Пэнборна весьма порадовал его собеседника. – Это не столь ужи редко. Близнецы часто поглощаются в утробе матери но очень редко такоепоглощение бывает неполным; но необычным было месторасположение этогопостороннего вкрапления, а также то, что оно начало развиваться. Такие тканипочти всегда остаются инертными. Я полагаю, что проблемы у Тада, возможно, быливызваны ранней половой зрелостью.

– Минутку, – попросил Алан. – Одну минутку. – Он читал фразу«его сознание покачнулось» раз или два в каких-то книгах, но здесь впервые онощутил это на самом себе. – Вы говорите мне, что Тад был двойняшкой, но он...он как-то... как-то съел своего брата?

– Или сестру, – поправил Притчард. – Но я предполагаю, чтовсе же брата, поскольку, я думаю, поглощение происходит намного реже именно вслучаях близнецов-братьев. Это мнение базируется на статистических данных, а нена твердых фактах, но все же я ему верю. А поскольку близнецы-двойняшки всегдаотносятся к одному полу, ответом на ваш вопрос будет слово «да». Я полагаю, чтоТад Бомонт как-то съел своего брата в материнской утробе.

– Иисус Христос, – сказал шериф тихим голосом. Он не могвспомнить, слышал ли он что-нибудь столь ужасающее или столь необычное за всюсвою жизнь.

– Вы говорите так, словно потрясены, – заботливо произнесдоктор Хью Притчард, – но на самом деле для этого нет никаких оснований, еслитолько вы рассмотрите все это дело под правильным углом зрения. Мы ведь говоримне о Каине, убивающем своего брата Авеля камнем. Здесь ведь не случай убийства;это просто некий биологический императив, который мы еще не понимаем, ноработаем над раскрытием его тайны. Возможно, плохой сигнал, вызванный какими-тонарушениями в эндокринной системе матери. Мы даже не говорим о внутриутробномплоде, если применять точные термины, в момент абсорбции в утробе миссис Бомонтсуществовало лишь два конгломерата тканей, видимо, еще без человеческих свойстви качеств. Живые амфибии, если позволите. И одна из них – более крупная исильная – просто задавила более слабую, смяла ее... и поглотила.

– Это звучит чертовски биологически, – пробормотал шериф.

– Разве? Вообще, да, немного есть. В любом случае,поглощение оказалось неполным. Небольшой фрагмент другого близнеца осталсяцелым. Этот посторонний предмет – я не знаю, как правильнее или точнее егообозначить, – вплелся в ткань, ставшую позднее мозгом Тада Бомонта. И покакой-то причине, он проснулся незадолго до того, как мальчику исполнилось одиннадцать.Он начал расти. Но в доме для него не было свободной комнаты. Поэтому былонеобходимо вырезать его подобно бородавке. Что мы и проделали, очень успешно.

– Подобно бородавке, – повторил, чувствуя отвращение,потрясенный Алан.

Множество мыслей мелькали в его мозгу. Это были темныемысли, столь же темные как летучие мыши на колокольне заброшенной церкви.Только одна была абсолютно цельной и ясной: «Он – это два мужчины, он всегдабыл двумя мужчинами. Это то, чем должны быть всякий мужчина или женщина,которые верят во что-то. Один, который существует в обычном мире... и другой,который создает миры. Двое. Всегда, по крайней мере, двое».

– Я буду помнить столь необычный случай независимо ни отчего, – сказал Притчард, – но произошло еще кое-что, как раз перед тем, какмальчик очнулся после операции – и это, может быть, было самым необычным вовсей этой истории. Нечто, о чем я всегда с удивлением вспоминаю.

– Что же это было?

– Бомонт слышал птиц перед каждым приступом головной боли, –пояснил Притчард. – Само по себе это не столь необычно; это хорошо известныесимптомы в случаях мозговой опухоли или эпилепсии. Они называются предвещающимисенсорными синдромами. Но вскоре после операции случился странный инцидент,связанный с реальными птицами. Госпиталь графства Бергенфилд фактически былатакован воробьями.

– Что вы подразумеваете?

– Это звучит абсурдно, правда? – Притчард был все болеедоволен собой. Я бы вообще не стал говорить о таком событии, если бы оно небыло очень хорошо документировано. Большой отчет с фото был опубликован в«Курьере» Бергенфилда на первой полосе. Ровно в два часа дня 2 октября 1960года необычайно большая стая воробьев влетела в западную часть госпиталя. В тедни в этом крыле работала служба интенсивной терапии, и, конечно, туда былпомещен и Тад Бомонт после операции.

– Было разбито множество окон и служители госпиталя убралиболее трехсот мертвых воробьев в течение этого инцидента. В статье «Курьера»цитировали какого-то орнитолога. Как я помню, он считал, что поскольку всязападная часть госпитального здания была из стекла, то птицы, по его теории,могли быть привлечены отражением от стекла яркого солнечного света.

– Это чушь, – сказал Алан. – Птицы летят на стекло, толькокогда они не видят его.

– Я полагаю, что и репортер, бравший это интервью, заметилто же самое, а орнитолог заявил, что птицы, видимо, использовали групповуютелепатию, которая объединяет многие сознания – если птицы могут иметь таковое– в одно целое. Подобно муравьям-фуражирам. Он заявил, что если один воробей изстаи решит лететь на стекло, остальные могли просто последовать его примеру. Яне был в госпитале, когда все это случилось – я закончил операцию надмальчиком, проверил стабильность его вайтс...

– "Вайтс?"

– Симптомы жизнестойкости, шериф. А затем отправился игратьв гольф. Но я знаю, что эти птица наделали много дел тогда. Двое людей былипорезаны выбитым стеклом. Я могу принять теорию орнитолога, но до сих пор уменя в голове сидит этот гвоздь... потому что я помню о сенсорном синдромеБомонта, как вы видите. Не просто птицы, а весьма конкретные птицы: воробьи.

– Воробьи летают снова, – пробормотал Алан дрожащим иужаснувшимся голосом.

– Не понял, шериф.

– Ничего. Продолжайте.

– Я спросил его об этих синдромах на следующий день. Иногдавстречается локализованная сенсорная амнезия с такими синдромами, которыемогут, правда частично, оставаться в сознании даже после того, как операцияустранила их причину. Но не в этом случае. Он помнил все абсолютно точно. Онвидел птиц так же хорошо, как и слышал их. Птиц повсюду, как говорил Тад, надомах, лужайках, улицах Риджуэя, который является районом Бергенфилда, где онпроживает.