А во тьме, в самых глубинных её недрах, медленно разгоралось нечто рыжее, большое и подвижное. Оно переливалось и прорисовывалось все ярче, отчетливее – продиралось сквозь плоть мрака к его поверхности. Оно определенно было живым и несло… тело! Изабелла вскрикнула, оттолкнулась от ложа и сама шагнула к кругу. Прикусив губу и не желая думать о дурном, королева опустила руку вглубь мрака, подобного ледяной проруби. Тьма обожгла кожу, отняла чувствительность, силу и подвижность пальцев. Но королева все же поймала холодную безвольную ладонь маари и рванула на себя, изо всех сил!

Тело Аше появилось целиком, вынырнуло в явь. В первый миг оно было призрачно, почти прозрачно – но постепенно плотность и тяжесть вернулись к нему, вынудили плывущее тело упасть… и потянули следом королеву.

Пребольно ударившись локтем, Изабелла оттолкнула маари. Голова кружилась, но Изабелла упрямо воздвигла себя в сидячую позу, продолжая неотрывно следить за рыжим огнем по ту сторону полога тьмы. Королева ощущала острый вкус крови и страха – и опасливо, виновато обнимала ладонями крупный живот, утешая нерожденного еще наследника…

То, что доставило Аше в явь, рвалось из сетей иного мира, испепеляло и крушило волокнистую тьму, ломало преграды – и вопреки всему прорастало в жизнь прихотливыми завитками сизого, иззябшего огня.

Лало очнулся, глянул во тьму, выругался, буркнул «извиняйте», отвесил укутанному в плащ человеку герцога подзатыльник и приказал:

– А ну живо, повертай служителей мордами… ну, лицами то бишь, во так, посолонь, из круга-то! Всё, управились мы. Быстрее, косорукий. Ребята еле живы, понимать надобно.

Аше лежала бледная и совсем маленькая. Бесчисленные косички обвивали её тело, как водоросли, маари выглядела утопленницей в их спутанном ворохе. Королева неуверенно тронула пальцами щеку маари: холодная…

В бездонном мраке распахнутых глаз Аше даже теперь отражается пламя иного мира, колышется огненным тростником. Пламя не желает отпускать лучшую в диком племени охотницу на нэрриха. Что ей делать в окружении слабых, никчемных «людей берега»? Здесь всегда требуют больше мяса, чем могут съесть, хотя добыть это мясо желают обманом, чужими руками… Сами-то смелости для большой охоты не накопили.

– Аше, – шепнула королева. Она гнала тревожные мысли, не желала верить в худшее и упрямо растирала холодную смуглую руку, словно так можно согреть её, – ящерка, как же я теперь?

Стена мрака постепенно бледнела, за ней проступали очертания долины. Грязные следы пушечных дымов пятнали хмурый рассвет. Факелы, пожары и костры рисовали сажевый узор войны на обожженном блюде долины. Ржали кони, свистел и выл ветер Оллэ, звонко перекликались трубы, стрекотали барабаны…

Наконец, морок иномирья полностью сгинул. Тьма нездешнего впитывалась в сырой воздух, делая звуки гулкими, а цвета – мрачными. Только рыжий шар, явившийся со дна нездешнего мира, не утрачивал яркость и не пропадал: подобный цветку, он покачивался на незримом стебле.

Шар висел близ королевского шатра, он излучал свет и жар, окрашивал окружающее в тона крови. Когда мрак истаял весь, огонь ослепительно вспыхнул, испепелил свой же стебель… и покатился, с шелестом обгладывая траву, поедая влажную листву и оставляя прах в обугленной колее следа.

Лагерь патора взволновался, сэрвэды заголосили, сразу почуяв: шар катился именно к ним! Кто-то первым крикнул про тварь и великое зло. Панику, как пожар, подхватили новые голоса.

– Прекратить визг, зачинщика найти и прилюдно казнить, – приказала королева, вполне точно зная, что её голос расслышат и что этот голос не дрогнет, если подобное важно для дела. – Хакобо!

– Он сопровождает короля по вашему приказу, – напомнил с поклоном человек герцога. – Он приказал мне исполнять поручения. Я принадлежу к роду де Панга и…

– И ты слышал приказ, – напомнила королева тоном, звенящим угрозой. – Найти и казнить. Эй, куда побежал! Я еще не сказала «исполняй». Ты разве не человек герцога Валериана?

– Мы пришли вместе, – осторожно уточнил потомок рода де Панга. – Герцог был непреклонен и требовал, чтобы его человек составлял для вас лекарства и не отходил от колыбели наследника. Мне же следовало…

– Исполняй, – хмыкнула королева, получив достаточно сведений. Теперь она с интересом наблюдала из-под ресниц, как глотает недосказанное новый в её окружении человек, не привычный к обхождению и потому открытый, не умеющий спрятать лицо под маской учтивости. Вполне довольная увиденным, Изабелла чуть мягче добавила: – Иди, паника недопустима. Разберись там, что за шар и велики ли…

Грохот прокатился по лагерю патора, уничтожил все звуки, вытеснил без следа.

Королева поморщилась. Её перебили! Подобное не случалось весьма давно, в общем-то с раннего детства. Но взрыв поглотил слова приказа и оглушил всех!

Когда войлочная глухота плотно заткнула уши, человек Хакобо опрометью бросился к лагерю патора, он зачем-то пригибался на бегу. Достал стилет и мельком, небрежно свершил знак стены – скорее для порядка и по привычке, чем от большого страха.

– Вполне занятный мальчик, старательный, к тому же не трус, – сказала королева, обращаясь к Аше. Она заглянула в опустевшие глаза и продолжила упрямо полагать маари живой, способной слушать… – Эй, там! Зеркало.

В вытянутую руку немедленно легло зеркальце, похожее на брюхо драгоценной черепашки, чей панцирь ювелир изобретательно украсил некрупными алмазами. Задник у зеркала был шершавым, но без острых граней. Поколебавшись миг, королева поднесла зеркало к губам Аше, обещая себе рассмотреть самое слабое замутнение и зная: если таковое не появится, она придумает его и уговорит себя увидеть. И других заставит рассмотреть то, чего нет! Потому что страх донимает, и это даже не страх – это смертное отчаяние…

Нет более Аше и Абу, без их поддержки королеве – она знала это с пугающей отчетливостью – не выносить ребенка. Хуже: рожденный ранее младенец-наследник едва ли переживет холода, он слаб. Если всё так, зачем нужна эта война? К чему сложные игры с патором и маджестиком, обещания искренние и лживые, взятые на себя долги, оплаченные альянсы? Зачем вся суета, если древний род Траста близок к исчерпанию? Неужто зря погасли многочисленные огоньки жизней, еще вчера ярко горевшие во имя славы Траста, в оплату величия единой страны…

Зеркальце затуманилось слабо и неровно. Но королева возликовала, поднесла вещицу еще ближе к губам маари. Снова полированный камень помутнел, но куда слабее. И еще раз…

– Она жива, она обязана жить, – приказала невесть кому Изабелла, ощущая приступ спазматической обреченности. Повторила громче, из последних сил пряча нотки визгливой паники: – Она жива, и Абу тоже. Лекаря сюда. Немедленно. Эй, там!

Из-за спины скользнул человек, склонился над маари. Некоторое время королева буравила взглядом ссутуленные плечи и затылок под низко опущенным капюшоном. Новый приступ злости, порожденной отчаянием, выплеснулся к резком движении. Рука королевы сдернула капюшон…