Нет, солдатом я быть не хочу, думал он. Это я знаю твердо.Так что это исключается. Я только хочу, чтобы мы выиграли войну. Я думаю, чтонастоящий солдат умеет делать по-настоящему только свое дело и ничего больше,думал он. Нет, это неверно. А Наполеон, а Веллингтон? Ты что-то поглупел засегодняшний вечер, сказал он самому себе.

Обычно собственные мысли были для него лучшим обществом, такбыло и в этот вечер, пока он думал о дедушке. Но воспоминания об отце выбилиего из колеи. Он понимал своего отца, и прощал ему все, и жалел его, но чувствостыда в себе побороть не мог. Ты лучше совсем перестань думать, сказал онсамому себе. Скоро ты будешь с Марией, и тогда думать тебе не придется. Теперь,когда все решено, для тебя самое лучшее не думать совсем. Когдасосредоточиваешься на чем-нибудь одном, остановить мысли трудно, и оникрутятся, как маховое колесо на холостом ходу. Постарайся лучше ни о чем недумать.

Но предположим так, думал он. Предположим, что самолетысбросят бомбы прямо на эти противотанковые пушки и разнесут их вдребезги, итогда танки поднимутся на ту высоту, на какую нужно, и наш Гольц выгонит впередвсех этих пьянчуг, clochards, бродяг, фанатиков и героев, из которых состоитЧетырнадцатая бригада, а во Второй бригаде Гольца есть замечательный народДюрана, я их знаю, — и завтра к вечеру мы будем в Сеговии.

Да. Предположим, что так, сказал он себе. Я отправлюсь вЛа-Гранху, сказал он себе. Но тебе придется взрывать этот мост, — внезапно онпонял это с абсолютной ясностью. Отменять наступление не будут. Потому что твоинедавние предположения в точности соответствуют тем надеждам, которые возлагаютна эту операцию ее организаторы. Да, мост придется взорвать, он знал это. Чтобы ни случилось с Андресом, это не будет иметь никакого значения.

Спускаясь вниз по тропинке в темноте с приятнойуверенностью, что все сделано и в ближайшие четыре часа ничего делать не надо,он чувствовал, как подбодрили его мысли о конкретных вещах, и теперь сознание,что мост непременно придется взрывать, принесло ему чуть ли не успокоение.

Чувство неопределенности, которое он растравил в себе, — такбывает, когда из-за путаницы в числах не знаешь, ждать ли тебе гостей сегодняили нет, — и беспокойство, не оставлявшее его с тех пор, как Андрес ушел сдонесением Гольцу, теперь исчезло. Теперь он знал наверняка, что праздникотложен не будет. Так лучше, по крайней мере, знаешь наверняка, думал он. Такгораздо лучше.

И вот они опять вместе в мешке, и наступил уже поздний часпоследней ночи. Мария лежала вплотную к нему, он чувствовал всю длину еегладких ног, прильнувших к его ногам, и ее груди, точно два маленьких холма наравнине, где протекает ручей, а за холмами начинался длинный лог — ее шея, ккоторой прижимались его губы. Он лежал не двигаясь и ни о чем не думал, а онагладила его по голове.

— Роберто, — сказала Мария совсем тихо и поцеловала его. —Мне очень стыдно. Мне не хочется огорчать тебя, но мне очень больно и как-тонеладно внутри. Боюсь, что сегодня тебе не будет хорошо со мной.

— Всегда бывает очень больно и как-то неладно, — сказал он.— Ничего, зайчонок. Не бойся. Мы ничего такого не будем делать, от чего можетбыть больно.

— Не в том дело. Дело в том, что я не могу быть с тобой так,как мне хочется.

— Это не имеет значения. Это пройдет. Когда мы лежим такрядом, мы все равно вместе.

— Да, но мне стыдно. Это, наверно, от того нехорошего, чтосо мной делали. Не от того, как ты со мной.

— Не будем говорить об этом.

— Я не хочу говорить. Только мне было так обидно, что именносегодня, в эту ночь, я не могу быть с тобой так, как мне хочется, вот я исказала, чтобы ты знал почему.

— Слушай, зайчонок, — сказал он. — Это скоро пройдет, и всетогда будет в порядке. — Но он подумал: жаль все-таки, что так вышло впоследнюю ночь.

Потом ему стало стыдно, и он сказал:

— Прижмись ко мне крепче, зайчонок. Когда я чувствую тебяблизко, мне так же хорошо, как когда я люблю тебя.

— А мне очень стыдно, потому что я думала, сегодня ночьюбудет так, как было там, на горе, когда мы возвращались от Эль Сордо.

— Que va, — сказал он ей. — Не каждый день так бывает. Исейчас не хуже, чем было тогда. — Он лгал, стараясь не думать о своемразочаровании. — Мы полежим тихонько вместе и так заснем. Давай поговорим. Ведьмы с тобой так мало разговариваем.

— Может быть, поговорим о твоей работе, о том, что будетзавтра. Мне бы так хотелось знать про твою работу.

— Нет, — сказал он, и удобно вытянулся во всю длину мешка, итеперь лежал неподвижно, щекой прижавшись к ее плечу, левую руку подложив ейпод голову. — Самое разумное — это не говорить о том, что будет завтра, и отом, что случилось сегодня. В нашем деле потерь не обсуждают, а то, что должнобыть сделано завтра, будет сделано. Ты не боишься?

— Que va, — сказала она. — Я всегда боюсь. Но теперь я таксильно боюсь за тебя, что мне некогда думать о себе.

— Не надо, зайчонок. Я бывал во многих переделках. И похужеэтой, — солгал он.

Потом вдруг, поддаваясь соблазну уйти от действительности,он сказал:

— Давай говорить про Мадрид и про то, как мы там будем.

— Хорошо, — сказала она и потом: — О Роберто, мне так жаль,что я сегодня такая. Может быть, я могу сделать для тебя еще что-нибудь?

Он погладил ее по голове и поцеловал ее, а потом лежал,прижавшись к ней и удобно вытянувшись, и прислушивался к тишине ночи.

— Вот можешь поговорить со мной про Мадрид, — сказал он иподумал: это останется при мне и пригодится мне на завтра. Завтра мнепонадобится все, что только у меня есть. Он улыбнулся в темноте.

Потом он опять уступил и дал себе соскользнуть в далекое отдействительности, испытывая при этом блаженство, похожее на то, какое даетночная близость, когда нет понимания, а есть лишь наслаждение этой близостью.

— Моя любимая, — сказал он и поцеловал ее. — Слушай. Вчеравечером я думал про Мадрид и воображал себе, как я приеду туда и оставлю тебя вотеле, а сам пойду повидать кое-кого в другой отель, где живут русские. Толькоэто все вздор. Ни в каком отеле я тебя не оставлю.

— Почему?

— Потому что я хочу, чтобы ты была со мной. Я тебя неоставлю ни на минуту. Я пойду вместе с тобой в Сегуридад за документами. Потомя пойду вместе с тобой купить, что тебе нужно из платья.

— Мне нужно немного, я могу сама купить.