— Следуйте за нами как можно быстрее! — велел им майор, выхватывая у Мэтью запасной кисет с порохом, и пустился бежать.

Ян Черут нагнал его, и они побежали плечом к плечу, как не раз бегали раньше. Таким манером они через несколько километров загоняли стадо слонов до изнеможения, и те останавливались как вкопанные. Вся неприязнь Зуги к сестре улетучилась, сменившись глубокой тревогой за нее. Ужасающие видения одно за другим вспыхивали у него в голове, ему представлялось, что лагерь разграблен, что на залитой кровью вытоптанной траве лежат изувеченные тела, пробитые пулями португальских ружей или пронзенные широкими лезвиями ассегаев — излюбленного оружия украшенных перьями воинов в юбках.

Зуга поймал себя на том, что молится за Робин, повторяя заученные с детства фразы, которыми с тех пор так редко пользовался. Он бессознательно бежал все быстрее и быстрее, пока не услышал у плеча протестующее пыхтение Яна Черута. Потом тот отстал, и Зуга во всю мочь помчался дальше один.

Майор добежал до подножия холма, опередив напарника на пару километров. Бросив взгляд на красный шар предзакатного солнца, он обогнул скалистое подножие холма, забрался на невысокую вершину и остановился, переводя дыхание. Его грудь вздымалась и опадала, пот ручьями струился по лицу и заливал бороду.

С колотящимся сердцем он оглядывал сверху тенистую лощину, где под деревьями мукуси оставил караван. От ужаса его тошнило. На месте лагеря не было никого, костры затянулись холодным черным пеплом, а крытые листьями односкатные шалаши уже приобрели угнетающий вид давно покинутого жилья. Все еще переводя дыхание, Зуга спустился по отлогому склону в заброшенный лагерь и в отчаянии осмотрелся, ища трупы. Но трупов не было, и ему пришла в голову мысль о работорговцах. Они могли угнать с собой их всех, и он содрогнулся от ужаса, представив, что вытерпела Робин.

Зуга первым делом подбежал к хижине сестры. В ней не осталось никаких ее следов. Он побежал к следующей хижине, потом еще к одной — все были пусты, но в последней он нашел тело. Завернутое в одеяло, оно лежало, скорчившись, на песчаном полу примитивного жилища. Одеяло было натянуто на голову и туго обернуто вокруг туловища.

Страшась обнаружить изуродованный труп сестры, молодой человек опустился на колени. Пот слепил глаза, он протянул руку, дрожавшую от ужаса и изнеможения, и осторожно потянул за складку серого одеяла, прикрывавшую голову.

Издав вопль ужаса, мертвец ожил и подскочил в воздух на полметра. Он что-то бессвязно бормотал, пытался сбросить одеяло и молотил во все стороны кулаками и пятками.

— Цербер! — Зуга прозвал так самого ленивого из носильщиков, тощего парня с волчьим аппетитом на мясо и куда меньшим рвением к любому занятию, требующему Физических усилий. — Что случилось? Где Номуса?

Цербер, немного успокоившись и оправившись от потрясения, передал вместо ответа короткую записку. Листок бумаги, вырванный из дневника Робин, был сложен пополам и запечатан каплей красного воска. Он гласил:

«Дорогой Зуга!

Я придерживаюсь мнения, что дальнейшее промедление нанесет серьезный ущерб интересам попечителей этой экспедиции.

Ввиду этого я приняла решение двигаться дальше со скоростью, которая позволит достичь наших целей до наступления сезона дождей.

Оставляю Цербера ждать твоего возвращения. Двигайся дальше сколь тебе угодно быстро.

Твоя любящая сестра Робин».

Записка была датирована десятью днями ранее, и больше она не оставила ему ничего. Ни мешочка соли, ни пачки чая — этих роскошных продуктов Зуга не пробовал много дней.

Майор впал в глубокое оцепенение и пребывал в нем, пока в лагерь не подоспел Ян Черут, но к тому времени, когда прибыли носильщики, едва державшиеся на ногах от усталости, все остальные чувства вытеснила черная ярость. Он хотел идти всю ночь, чтобы догнать караван, но, сколько он ни проклинал носильщиков, сколько ни пинал их под ребра, они в изнеможении рухнули на землю и не могли подняться.

Робин оказалось нелегко заставить носильщиков свернуть лагерь и взять свою поклажу. Первые ее попытки были встречены изумлением и беззаботным смехом — никто из них не верил, что она говорит серьезно. Даже Юба не сразу поняла, что Номуса, женщина, приняла на себя командование караваном.

Когда все аргументы были исчерпаны, дочь Фуллера Баллантайна взялась за плеть из шкуры гиппопотама. Маленький желтокожий капрал-готтентот, которого Ян Черут оставил за главного над своими воинами, обезумевшим голосом выкрикивал приказы своим подчиненным с верхних ветвей дерева мукуси, куда загнала его Робин.

Не прошло и часа, как они вышли в путь, но легкомысленный смех уже сменился хмурыми взглядами и ворчанием. Все были уверены, что теперь сафари обречено. Где это слыхано, чтобы женщина, молодая женщина — мало того, молодая белая женщина — вела караван неведомо куда? После первого же километра носильщики начали жаловаться, кто на колючки в ногах, кто на темноту в глазах — подобные несчастья всегда преследуют носильщиков, не желающих идти дальше.

Робин подняла людей на ноги, выстрелив у них над головами из большого морского кольта. Он чуть не растянул ей запястье, но оказался весьма действенным лекарством для ног и глаз носильщиков. В конце концов за день они совершили довольно неплохой переход — менее семнадцати километров на юго-запад, именно так Робин записала в своем дневнике ночью.

Несмотря на храбрый вид, который она напускала на себя перед всеми, Робин была не вполне уверена в себе. Она внимательно наблюдала, как Зуга прокладывает курс с помощью призматического компаса, и освоила его метод передвижения: заметить вдалеке холм или другую приметную деталь ландшафта и идти к ней, потом выбрать впереди еще какой-нибудь ориентир. Только так можно было передвигаться по прямой линии в этой холмистой, покрытой лесами стране.

Она при каждой возможности изучала карту Харкнесса и видела, как мудро выбрал брат направление пути. Он намеревался пересечь поперек обширную неизведанную страну, которую назвал Замбезией, и в конце концов выйти на дорогу, которую их дед Роберт Моффат проложил от своей миссии в Курумане до Табас-Индунас, где обитал Мзиликази, король матабеле.

Однако Зуга собирался пройти южнее границ королевства матабеле, чтобы миновать