тихонько: – Женька родился слабеньким, он до тринадцати лет был очень худым мальчиком, про такого говорят – «не в коня корм». А после смерти деда стал ходить в тренажерный зал, окреп, стал спортивным молодым человеком…

Анна всхлипнула, потом зарыдала. Василий снова дал ей выпить воды.

Женщина отставила стакан и проговорила:

– Сначала смерть отца, теперь – Женя, мой мальчик… Мой единственный сын… Почему, за что? Он ведь такой молодой был, ему только жить и жить… Может, вы ошиблись? Это не может быть, он в Новгороде-то никогда не был!

– Мы проверили отпечатки пальцев, – проговорила Тамара. – Простите, но вам надо будет поехать на опознание тела…

– Ведь вы ошиблись, правда? – с надеждой проговорила Анна. – Отпечатки пальцев еще ничего не значат, может, это совпадение, умер какой-то другой парень, а не Женя! Женечка ведь такой талантливый, такой способный! Он у меня учится на историческом, играет на гитаре, у него своя группа есть!..

– Анна Сергеевна, скажите, когда в последний раз ваш сын приезжал к деду на дачу? – прервал ее Василий.

Женщина задумалась:

– Лет десять Женечке было… Я отвезла его к отцу, но потом забрала. Мне не понравилось, как отец разговаривал – он словно не узнавал меня и внука. Все нес какую-то околесицу – якобы он знает, где какой-то клад зарыт. Женя еще заинтересовался, хотел сам сокровище найти, он ведь в таком возрасте был, когда дети верят в зарытые клады пиратов, рисуют карту сокровищ и искренне верят, что сундуки с золотом действительно существуют. Я попыталась обратить все в игру, сказала Жене, что дедушка, наверное, имеет в виду наши сокровища в квартире – у меня ведь есть золотые кулончики, колечки, браслеты. Но дед упорно твердил про какой-то кубок, и мне стало страшно за своего ребенка.

– Вы сами не заинтересовались, что за кубок? – цепко спросила Тамара.

– Нет, конечно. Ну откуда у моего отца кубок? – всплеснула руками женщина. – Разве ж мы так жили бы, будь у него сокровище! А тут – всю жизнь в этой жалкой деревеньке, то трактористом, то скотником работал. Я, между прочим, помню, как он меня с собой на скотный двор таскал, за коровами ухаживал, а я сяду в коровнике в уголок и уроки делаю на завтра – Анна грустно улыбнулась. – Денег хватало в обрез, от зарплаты до зарплаты. Да еще иной раз он за фотографии свои гонорары получал. Я, наверное, от этого всего – от запаха навоза неистребимого – и сбежала в Питер…

– И не помните, что именно рассказывал ваш отец?

– Нет, разумеется, говорю же, я восприняла это просто как бред больного человека. Помню только слова: кубок, сокровище, припрятано… И все.

– И что вы сделали, когда испугались за сына? – вернул разговор на прежние рельсы Василий.

– Я сказала сыну, что нам надо домой, я вспомнила якобы про важное дело, но Женя не хотел уезжать. Я пообещала ему, что мы обязательно вернемся к дедушке и тот расскажет Жене про свои сокровища. Дед, по-моему, даже не понял, что я забрала ребенка и вернулась в город. Потом соседка отца по даче, Антонина Павловна, сказала мне, что Сергей совсем плох стал, его нельзя одного оставлять. Я тогда приехала в Иванькино, тоже переживала, как бы отец, чего доброго, дом не спалил, в таком состоянии… С отцом я пыталась поговорить, но тот только и знал, что о своем кладе твердил. Я наняла сиделку – нашла ее в агентстве, Надежду Петровну, и платила ей, чтобы та готовила, убирала и за отцом присматривала. Женя все просился на дачу, но я не разрешала ему. А когда дед умер, сын заявил, что это я виновата, что он хотел играть с дедушкой, а я ему запрещала. Я успокаивала сына как могла, но он отгородился от меня, не разговаривал со мной, наверное, неделю. На Владимира Женя тоже обиделся, заявил нам, что как только взрослым станет, то уедет от нас. Потом он вроде успокоился, но стал раздражительным и агрессивным, мог целый день на меня злиться и не разговаривать, мог что-нибудь обидное сказать. Владимир пытался воздействовать на Женю – он сперва ему дорогие вещи покупал, предлагал с ним вместе на рыбалку съездить в пригород, но Женька не шел на контакт. Муж злился, говорил, что, если Женя не станет себя вести нормально, он лишит его карманных денег. Сыну тогда было тринадцать лет, переходный возраст, и так подростки в это время бесятся, а тут еще и смерть деда, которая наложила на Женю свой отпечаток… Сын стал пропадать целыми днями где-то, возвращался домой поздно, и никакие уговоры и наказания на него не действовали. Я уже думала к семейному психологу идти или Женю психотерапевту показать… А оказалось, Женька курьером подрабатывал – отец-то его лишил карманных денег, а сын на электрогитару копил. Купил гитару, стал целыми днями у себя в комнате музыкой заниматься. В четырнадцать лет он уже играл в музыкальной группе, был самым молодым гитаристом. Но нас на концерты не звал… Как ни странно, учебу сын из-за своего увлечения не забросил – он очень любил историю. После школы поступил на исторический факультет, занятия в университете совмещал с музыкой, но обещание, данное нам в детстве, сдержал. Съехал от нас в однокомнатную квартиру, оплачивал ее сам со стипендии и своей зарплаты, Женя постоянно работал. Плюс ко всему концертная деятельность неплохо окупалась… Я гордилась сыном, но он так и не простил ни меня, ни Владимира. Я все надеялась, что однажды Женя вернется, но этого так и не произошло… Мои звонки он игнорировал, хотя я сперва каждый день ему звонила, писала эсэмэски, но сын отвечал в лучшем случае раз в неделю, и то односложно: «Со мной все нормально, не звони». Я и не думала, что из-за того случая с отцом Женя затаит на меня обиду на всю свою жизнь. Если бы я могла вернуться назад во времени и все изменить, я бы сделала это! Увы, прошлого уже не вернешь… Я виновата и перед отцом, и перед сыном, но искупить свою вину я не могу…

Она помолчала.

– Я ведь Жене говорила, что дед ему дом оставил. Он туда даже ездил как-то, мельком проговорился. Предлагала: говорю, давай мы этот дом продадим – пусть за копейки, добавим с отцом, квартиру тебе купим. Женька в отказ: ни в какую, ни с домом не хотел расставаться, хотя кому эта развалюха нужна? Ни на квартиру денег у