Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем такой расчет, свой, домашний, например на Сельцо:
- Ехать в дорогу - запас брать на четырнадцать дней по осенней распутице: на лошадь овса 5 пудов, сена 10 пудов; на себя печеного хлеба 2 пуда да денег надо для изводу на постоялых дворах рубля 2 по малой мере да лагунку с дегтем на 30 коп. Своих денег на дорогу пойдет 2 рубля 3 гривны, а коли лошадь свезет бочку в 30 пудов, барыша будет 12 рублей 7 гривен. Чего лучше: 2 рубля на коня, 13 в карман. Если просидеть дома эти дни и в дорогу не ходить - все 14, и по полтине на рабочий день с лошадью даст сосед, станет только 7 рублей, а не 13.
- Полно, так ли это? Почем овес-то за пуд продать можно?
- Да ведь свой он, некупленный: посеял его - он и вырос.
- Некупленный, да продажный: на базар свезти - деньги дадут; дадут по малой мере 6 гривен - 3 рубля, да за сено по 20 коп. - 2 р., всего 5. Из 13 -8 руб. стало. Да за печеный хлеб.
- Опять-таки не покупной. Разве за печеный хлеб деньги дадут? Да ешь, сделай милость, сколько хочешь. Ишь, за хлеб деньги класть, Бога гневить. Хлеб-от этот и дома бы съел, разве что на ходу-то в дороге больше его пережуешь.
- Дадут за хлеб по 60 гривен за пуд - отдашь, и баба охотно печь станет, если много понадобится его на завод или на артель какую... И еще рубль восемь гривен с костей клади.
- Не клади, сделай милость, ни овес, ни сено, ни хлеб не куплены: Бог дал. Это не Питер.
- Значит, чтобы не работать вблизи дома, а в дальнюю дорогу идти, надо выручить всего двугривенный, да надо принять и то в расчет, что конь-от на ходу с возом в дороге больше съест, чем дома в стойле: что в дороге съел, то осталось бы в закроме. А попробуем-ка в извоз сходить летним путем, когда дают 30 коп. с пуда, или зимним, когда получаешь 20, - что выйдет? Дадут летом 9 руб., а израсходуешь 12 р. 60 коп., а зимой выплатят 6 р., а прохарчишь 8 р. 70 коп. Убыток виден: хоть и счетов не бери в руки.
- Мне смешно это, да и кому ни скажи - всяк засмеется: стану я самому себе овес за деньги продавать; начну и свою-то краюшку есть да думать: вот, мол, я грош глодаю, а может-де, и целый пятак. Отстань, сделай милость!
На основании таких убеждений, которых и оспорить нет никакой возможности, в одной волости (например, той же Архангельской) занимаются извозом 60 человек, распознавших слуг Антихристовых, чувственно воцарившихся на местах сплавов и не домекнувших того, что и «горой» (по сухому пути) ходит он, сам Антихрист, за мужиком и возом и давно уже тут духовно господствует.
Бегают еще темные каргопольские люди по третьей дороге, проторенной с тех пор, как в восьмистах верстах стали строить каменный, из кирпича, городок Питер. Под именем обжигал, порядовщиков, сушников, земляников, очелошников и обрезников живут они по Неве на кирпичных заводах, но уходят сюда только счастливые, собственно, те, которым остается от полевой работы свободное время, а кабала от десятников и других мироедов не висит путами на руках и ногах. Только этим одним хорошо и не обидно: лучше всех тому, который называется порядовщиком и выделывает кирпич из готового хозяйского материала (от 2 р. 50 к. до 5 р. с тысячи, на 75 до 100 руб. в одно лето), прибавляя еще по 200 кирпичей в каждой тысяче даром в пользу хозяина, за квартиру и баню. От 40 до 50 р. передает тому, который зовется сушником, то есть вывозит кирпич от порядовщика и укладывает в печи; от 30 до 40 получает земляник за то, что вывозит землю к машине, где приготовляется глина, и до 25 руб. приходится за топку печей очелошнику. Притом что все живут харчевой артелью, полагая расходы на нее поровну (а не соразмерно жалованью), с неизменной нанятой стряпухой - «маткой», - промысел по кирпичному делу полагается недурным, и из одной Архангельской волости выходит на него больше 50 человек.
Нехорошо в этом деле то, что хозяйские работы на горячее время все ложатся на женщин, и бабам приходится совсем круто. Не желая говорить о выговоренном и доказанном, остановимся на самых счастливых и именно на таких, которым удалось заручиться подспорным трудом, за какой дают наличные ходячие деньги. Счастливицы эти - только подгородные каргопольские женщины. Всем остальным женщинам прабабушкины обычаи и приметы указывают опять-таки только на лес, где на холодных утренниках исходным летом и на росе бабьего лета пробивают сквозь полусгнившую листву и пожелклую траву сочные белые грибы и в особенности налитые кровью боровые рыжики.
Этот гриб далеко прославил город Каргополь и, видимо, держится в этих местах вместе с лесными и беличьим промыслами, с самых древних времен поселения здесь русских людей; теперь - как остаток прежнего торгового и промыслового благоденствия края. Однако, сколь ни мудрена случайность странных и неожиданных обогащений торговлей, тайнобрачное, соленое и сушеное растение - не такой товар, который бы в продаже не обманывал. На него бывает недород, когда и продавать нечего, и перерод, когда приходится отдавать в перебой за бесценок. Вот почему эти же самые грибовницы под самым городом Каргополем тащатся в город и молят о