– Прости, – сказал я искренне, – что-то во мнеесть такое вот подленькое… Но я давлю его, как могу. Пусть останется в том,старом веке.

Она сердито сверкала глазами из-под розовых стекол.

В еще более дикие времена доинтернетья, чем сейчас,иногда рождались люди, как вот я, которым бы жить в будущем. Один как-то сказалтакое, что лучше не придумать и сейчас, остается только повторять за нимсдавленным шепотом под сладкую боль в сердце: «Я знаю, моей жизни срокотмерен, но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что днемувижусь с вами я…» И такая тоска в душе, черт бы ее побрал из-за еенепонятности!

Я гнал машину, а в голове все крутились эти строки,расцвечивались, звучали то в Sound Blaster’е, то в долби, то без переходапереходили на PC-speaker, а губы все повторяли: но чтоб продлилась жизнь моя, яутром должен быть уверен… я утром должен быть уверен…

Заспанный Антон открыл ворота только после того, как ядважды нетерпеливо нажал на гудок. Вывалился из будочки, потер глаза, распахнулпасть в богатырском зевке.

– Ты чо так рано?

– А может, я жаворонок, – отпарировал я. –Как дела?

– Жаворонок в очках? – удивился Антон. – Вомутанты ломанулись, кругом одни чернобыли… Как байма идет? Если что надо,только свистни.

– Свистну, – пообещал я. – Так свистну, что ухиотпадут. Что не спрашиваешь, как дядю с топором замочить?

– Тю на тебя, – удивился Антон. – Я всемиссии прошел давно, а потом еще и все сценарии! Даже сам пару сделал, Сергеюподсунул. Хрен он выиграет.

– А что за трюк? – полюбопытствовал я.

Антон отмахнулся.

– Да никаких трюков. Все по-честному. Просто я противникамдал неограниченный боезапас, шахты с золотом, железную руду, десять катапульт иторговлю с Альдебараном, что продает бластеры и ракеты с тепловым наведением«земля – земля». Пусть Серега попробует пройти с одним пистолетиком!

– Ты б ему еще руки связал, – упрекнул я.

Припарковав машину, я еще не успел выключить двигатель, какощутил неладное. Как будто темная туча надвинулась на солнце, а я превратился всущество с непостоянной температурой тела, что зависит от солнечных лучей.Стало тяжело, я кое-как вылез, чувствуя себя угнетенным.

На крыльце появился Козаровский. Он смотрел в мою сторону,по телу прошла холодная волна. По коже побежали мелкие волдырики, шерсть всталадыбом.

Ноги мои подрагивали, я старался идти ровным шагом, ночувствовал, что то ускоряюсь, будто стараясь прошмыгнуть поскорее, то замедляюшаг, как плывущая в шуге льдина.

– Добрый… день, – выдавил я из перехваченного судорогойгорла.

– Добрый, – согласился он ровным, как метроном,голосом. – Что-то рано. Что-нибудь забыл?

– Да нет, – проговорил я с трудом. – Это у менятрудовой энтузиазм. Всю ночь думал: скорей бы утро да снова на работу.

Он оглядел меня с головы до ног и обратно. Я старалсяне показывать виду, что у меня все трясется внутри, как в погремушке.

– Вот как? – спросил он медленно. – Это хорошо…Хорошо ведь?

Последним вопросом он как выстрелил. Я вздрогнул и,наверное, изменился в лице. Его взгляд пронизывал меня насквозь. Спина взмокла,я чувствовал, что вот-вот крупные капли покатятся и по лицу.

– Да, – сказал я торопливо. – Да.

Он не двигался, только глаза его не оставляли моего лица.Я торопливо прошел мимо, уговаривал себя идти ровно, но в ногах дергалисьжилы, я едва не прыгал, как вспугнутый заяц.

Даже в доме, отгородившись от Козаровского стенами иперекрытиями, я все равно чувствовал себя, будто по мне ползает красный кружоклазерного прицела.

Время тянулось бесконечно, я изнывал от страстного желаниязайти в приемную, увидеть строгий профиль, слегка склоненную над бумагами шею,но не находил повода.

А от караулки издали услышал грохот выстрелов. Грицьяростно колотит по клаве, орет, матерится, его отряд разбежался, кто-то утерялоружие, Сергей злорадно ржет:

– Размечтался! Тебя сержантом не поставят, а ты – влейтенанты!.. Командовать тоже надо уметь…

Иван от второго компа подбросил полено в огонь:

– Легче Нюрку научить летать на «Су-29» или на Flan­ker’е,чем этого… гм… ну, сам понимаешь, кого.

– Понимаю, – согласился Сергей с удовольствием. –Женщины вообще могут все! Только некоторые стесняются.

Гриць спросил сердито:

– Где ты видел таких некоторых? Уже никто ничего нестесняется! Я вчера такое видел на улице…

Точно, подумал я горько. Вероника не скрывает, что спит состариком, Конон не скрывает это от жены, Светлана Васильевна не скрывает, чтовсе знает, но к Веронике относится с материнской заботливостью…

Я походил по особняку, только в операторскую заходитьизбегал. Пусть Козаровский следит за мной, подслушивает разговоры незримо.Неприятно, но все-таки лучше, чем лицом к лицу.

Все в порядке, можно бы смываться обратно в город, там мойофис, моя команда, а здесь все чужое, враждебное, но лучше бы показаться наглаза Конону. Вряд ли нужен, но все-таки он платит, он хозяин…

Череп накалился, но повода зайти так и не придумал, а безэтого захождения к Конону как увидеть Веронику в рабочее время?

Стены двигались, я шел как в режиме clip-on, рядомпроплывало то зеленое сукно бильярдного стола, то роскошные кресла гостиной иневероятной величины телеэкран, плоский, цифровой, способный принимать все насвете, показывать в True Color как DVD, так и полнометражные фильмы прямо изИнтернета…

Показались слоновьи столы, медные кувшины с прозеленью, но яостановился, только услышав из-за высокого стеллажа с посудой жалобный голос:

– Ну что ты, Вася?.. Мы ж друзья аль не друзья?

И насмешливый голос Сергея:

– Дружба – дружбой, а ноги врозь. Эх, Нюрка, местамистать бы Гулливером… Твои выпуклости восхищают, а от впуклостей вообще всебалдеем.

Я, нарочито топая, вышел на середину кухни. Сергейоглянулся, отпустил раскрасневшуюся как маков цвет Нюрку. Она поспешно опустилаюбку. Сергей расхохотался:

– Все верно… Дружба – великое слово! Но куда деватьлибидо? Да еще в такую жару. Солнечная радиация, то да се, сама ж готовишьжареное мясо со специями… Привет, Андрий. Как тебе Нюрка? Как говорит Антон:кому-то до счастья не хватает много, а тут всего каких-то десять сантиметров!..Га-га-га… Но ты зря на Веронику засматриваешься. Это read-only. Да и с Кононому них серьезно. Вообще, Вероника хорошая девушка, понял?

Я вздрогнул, ибо без всякого перехода лицо Сергея сталоочень серьезным, а в голосе проскользнула предостерегающая нотка.