фамилии и был храбрым воином. Но в то же время он состоял, как прежде дон Игнацио, в побежденной партии, большинство которой жило или в ссылке, или в своих отдаленных поместьях, удалившись от политики. Руперто уже давно не показывался в Мексике, хотя многие предполагали, что он, оставшись в стране, скрывался в горах. Говорили также, что, совершив много разбоев, он сделался начальником шайки сальтеадоров, не раз орошавших кровью дорогу в Акапулько, в том месте, где она прорезает горы, Эта арена многочисленных преступлений носит название «Cruz del Marques».

Но многие подробности были до сих пор неизвестны дочери дона Игнацио.

— Простите мне мою ошибку, Изабелла, — сказала она, обнимая подругу и нежно прижимая ее к сердцу.

— Скорее я должна просить у вас прощения, — ответила графиня, заметив впечатление, произведенное на Луизу ее. ошибкой. — Я должна была выражаться яснее, но вы знаете, что все мысли мои сосредоточены на моем дорогом Руперто.

Ей следовало, судя по себе самой, понять, что мысли ее подруги были заняты лишь одним Флорансом Кернеем.

— Вы говорите, Изабелла, что его заключили в тюрьму. Но кто же это сделал и почему?

— Кто сделал? Понятно, стража по распоряжению правительства. А почему? Потому что он из либеральной партии, это его единственная вина. И знаете ли, что я вам еще скажу? Его обвиняют в том, что он сальтеадор!

— Его могут обвинить, но быть им он, конечно, не может. Впрочем, меня давно не удивляет вранье людей, пользующихся властью. Дона Руперто мы знали еще до нашей ссылки, такой человек никогда не унизил бы себя, став бандитом.

— Бандитом?! Мой Руперто, самый ярый патриот и честнейший человек во всем мире?..

— Где же и когда его захватили?

— Где-то в окрестностях Сан-Августина, уже некоторое время тому назад, хотя я только что узнала об этом.

— Странно, я провела на прошлой неделе несколько дней в Сан-Августине и ничего об этом не слыхала.

— Потому что это делается тайно, дон Руперто жил где-то в горах. Слишком храбрый, чтобы быть осторожным, он спустился в Сан-Августин, где кто-то его предал.

— Где же он теперь, Изабелла?

— В тюрьме.

— Но в какой тюрьме?

— Вот это-то я и хочу узнать. Пока знаю только, что его обвиняют в разбое. Сантиссима! — воскликнула она, нервно топча ножками веер. — Пусть клеветники поостерегутся, он им отомстит, когда его оправдают, ведь правда всегда всплывает. Ах, как я бы желала этого, хоть ценой всего, что имею! Сметь подозревать Руперто в разбое!..

Усевшись, наконец, на бельведере, подруги после первой вспышки заговорили спокойнее. Взгляд на общее положение вещей был у них совершенно различный. Одна знала, что ее возлюбленный находился в тюрьме, и приходила от этого в отчаяние, другая надеялась, что и ее милый попал туда же, но уверенность в этом доставила бы ей отраду. Читатель знает, почему происходила такая разница во взглядах.

Графиня, в свою очередь, начала расспрашивать подругу.

— Я теперь понимаю, amigo mia, почему вы подумали, что я говорила о Флорансе. Вы полагали, что он находится среди пленных, которые только что прибыли. Не правда ли?

— Если бы я смела надеяться!..

— Предприняли ли вы что-нибудь, чтобы узнать это?

— Да, я послала человека разузнать о нем в Такубаи, куда, я слышала, их отвели.

— Некоторых отвели неизвестно куда, но большинство, как я слышала, попало в Аккордаду.

— Как! В эту ужасную яму, с самыми подлыми негодяями! Ведь техасцы военнопленные, их не могли подвергнуть такому унижению!

— Однако так и случилось. Я узнала это от Сантандера.

Упоминание этого имени, да еще в сопоставлении с предметом разговора, произвело сильное впечатление на Луизу. Она то краснела, то бледнела при воспоминании о ненависти, существовавшей между Сантандером и Кернеем. Страшно встревоженная, она почти не слушала графиню, продолжавшую свои расспросы.

— Кому вы поручили это трудное дело?

— Я послала Хосе.

— Отлично, он действительно вполне заслуживает доверия и довольно толковый, но, amiga mia, он не более как слуга, и в Такубаи среди солдат гарнизона или в тюрьмах ему будет нелегко добиться нужной справки. Снабдили ли вы его деньгами?

— О, да, мой кошелек поступил в его полное распоряжение.

— Тогда есть надежда, что он принесет удовлетворительный ответ. Ваш кошелек будет золотым ключом, который откроет двери тюрьмы дона Флоранса, если только он в ней находится.

— Надеюсь, что да.

Эта надежда девушки показалась бы очень странной для человека, знающего обстоятельства дела.

— Чего бы я ни дала, чтобы узнать, что он жив!

— Вы это скоро узнаете. Когда должен вернуться Хосе?

— Ему пора уж прийти, он ушел несколько часов тому назад. Когда вы пришли, я как раз высматривала его, может быть, он уже прошел, пока мы разговаривали.

— Muy amigo mia, какое совпадение! Я сделала то же, что и вы, и жду возвращения моего посланного, которому поручила узнать об участи Руперто. Я прибежала к вам, чтобы поделиться этим с вами, и, раз уж такова судьба, будем вместе ждать вестей, каковы бы они ни были, по выражению матросов, двоим в лодке всегда лучше, чем одному.

— Что я вижу? — воскликнула она, поднимая с полу пригласительный билет, брошенный Луизой. — Приглашение с предложением кареты и любезной припиской его светлости! Мне его любезности противны. Вы собираетесь поехать?

— Нет, я об этом и не думаю.

— Мне бы хотелось, чтобы вы поехали. Да и отец ваш, наверное, пожелает.

— Но зачем это?

— Потому что я хочу, чтобы вы меня взяли с собой.

— Я должна прежде узнать, что скажет отец.

— Я уверена, что…

Ее прервал шум шагов, принадлежавших, очевидно, двоим. Это были оба посланные, возвращавшиеся случайно вместе. Девушки поспешно вышли им навстречу. Встретясь у порога