– С дикой скоростью. Куда, я не знаю.

– Хорошо.

– Но это еще не конец.

– Что вы имеете в виду?

– Там стояла еще одна машина, думаю, «Лендровер», высокая машина, черная, новой модели.

– Что произошло с ней?

– Я о ней, честно говоря, не думал; а потом, я был полностью занят тем, что звонил в колл-центр. Но когда я как раз собирался положить трубку, увидел, что вон с той деревянной лестницы спускаются два человека, высокий худой мужчина и женщина, и хорошо рассмотреть их я, конечно, не сумел. Они были слишком далеко. Тем не менее две вещи об этой женщине я сказать могу.

– Что именно?

– Она была прямо как королева, и очень злая.

– Как королева – в смысле, красивая?

– Во всяком случае, эффектная, яркая. Это было видно издалека. А еще она была в ярости. Перед тем, как сесть в «Лендровер», она влепила мужчине пощечину, и, что самое странное, парень почти не отреагировал. Он просто кивнул, будто считал, что заслужил. Потом они уехали. За рулем сидел мужчина.

Соня Мудиг все записала и поняла, что должна как можно скорее объявить «БМВ» и «Лендровер» в общегосударственный розыск.

Габриэлла Гране пила капучино на кухне у себя дома, на Виллагатан, и чувствовала себя все-таки довольно собранной. Но, вероятно, она просто пребывала в шоке.

Хелена Крафт вызвала ее для разговора к себе в кабинет к восьми утра. Габриэлла догадывалась, что ее не просто выгонят. Будут еще правовые последствия, и тем самым она практически лишится возможности найти другую работу. Ее карьера закончится в возрасте тридцати трех лет.

Однако это было далеко не самое худшее. Габриэлла знала, что пренебрегла буквой закона и сознательно пошла на риск. Но поступила она так, поскольку думала, что это лучший способ защитить сына Франса Бальдера. А теперь, после яростной стрельбы у нее на даче, никто, похоже, не знал, где находится мальчик. Возможно, он тяжело ранен или мертв. Душа Габриэллы разрывалась на части от чувства вины – сперва отец, потом сын…

Она встала и посмотрела на часы: четверть восьмого. Габриэлла хотела выйти пораньше, чтобы успеть до встречи с Хеленой немного почистить ящики своего письменного стола. Она решила держаться достойно, не извиняться и не умолять, чтобы ее оставили. Она собиралась быть сильной или, по крайней мере, такой казаться. У нее зазвонил «Блэкфон». Сил отвечать не было. Габриэлла надела сапоги, пальто от «Прада» и экстравагантный красный шарф. Ей подумалось, что погибать тоже надо красиво, поэтому она встала перед висевшим в прихожей зеркалом и принялась подправлять макияж. С юмором висельника Габриэлла сделала пальцами V-образный жест, как Никсон перед своим уходом. Тут «Блэкфон» снова зазвонил, и на этот раз она нехотя ответила. Это оказалась Алона Касалес из АНБ.

– Я уже слышала, – сказала она.

Естественно, слышала.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Алона.

– А как ты думаешь?

– Ты ощущаешь себя самым худшим человеком на свете.

– Приблизительно так.

– Которого больше никогда опять не возьмут на работу.

– В точку, Алона.

– Тогда могу тебе сообщить, что тебе нечего стыдиться. Ты действовала совершенно правильно.

– Ты надо мной издеваешься?

– Не самое подходящее время для шуток, душенька. У вас имелась «подсадная утка».

Габриэлла вдохнула поглубже.

– Кто это?

– Мортен Нильсен.

Габриэлла оцепенела.

– У вас есть доказательства?

– О, да! Через несколько минут я тебе все перешлю.

– Зачем Мортену понадобилось предавать нас?

– Подозреваю, что он не рассматривал это как предательство.

– А как же он это рассматривал?

– Возможно, как сотрудничество с Большим Братом, как долг по отношению к ведущей нации свободных стран, откуда мне знать…

– Значит, он снабжал вас информацией?

– Он скорее следил за тем, чтобы мы могли снабжать себя сами. Поставлял нам сведения о ваших серверах и шифрах, и в нормальной ситуации это было бы не хуже всего остального дерьма, которым мы занимаемся. Мы ведь прослушиваем всё – от сплетен соседей до телефонных разговоров премьер-министра.

– А сейчас утечка пошла дальше?

– Сейчас просочилось – будто мы какая-то воронка. Я знаю, Габриэлла, что ты действовала не совсем по уставу, но с моральной точки зрения ты поступила правильно, я в этом уверена, и обязательно прослежу за тем, чтобы довести это до сведения твоих начальников. Ты понимала, что в вашей организации что-то прогнило, и поэтому не могла действовать внутри ее, но тебе все-таки не хотелось уклоняться от ответственности.

– И тем не менее получилось плохо…

– Иногда получается плохо, как тщательно ты все ни просчитываешь.

– Спасибо за добрые слова, Алона. Но я все равно никогда не прощу себе, если с Августом Бальдером что-нибудь случится.

– Габриэлла, с мальчиком все в порядке. Он сейчас едет на машине в засекреченном направлении, с юной фрёкен Саландер, на случай если кому-нибудь вздумается продолжить за ними погоню.

Габриэлла, казалось, не поняла.

– Что ты имеешь в виду?

– Что он невредим, душенька, и благодаря ему убийца его отца пойман и опознан.

– То есть ты хочешь сказать, что Август Бальдер жив?

– Именно это я и хочу сказать.

– Откуда ты знаешь?

– У меня есть источник… можно сказать, очень удачно стратегически расположенный.

– Алона…

– Да?

– Если то, что ты говоришь, правда, то ты вернула мне жизнь.

Закончив разговор, Габриэлла Гране позвонила Хелене Крафт и настояла на том, чтобы на их встрече присутствовал Мортен Нильсен. Начальница хоть и неохотно, но согласилась.

В половине восьмого утра Эд Нидхэм и Микаэль Блумквист спускались по лестнице от дома Габриэллы Гране к стоявшей на парковке у пляжа машине «Ауди». Все вокруг было покрыто снегом, оба мужчины молчали.

В половине шестого Микаэль получил от Лисбет сообщение – такое же краткое, как и всегда:

Август невредим. Мы ненадолго спрячемся.

Лисбет опять ничего не написала о собственном состоянии. Но известие о мальчике все равно принесло колоссальное успокоение.

После этого Микаэля долго допрашивали Соня Мудиг и Йеркер Хольмберг, и он подробно рассказал о том, как действовали в последние дни он сам и журнал. К нему отнеслись без излишней благосклонности. Тем не менее у него сложилось впечатление, что они его в какой-то степени поняли.