Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я здесь для того, чтобы вернуть тебе сына, – сказала незнакомка, не поднимая глаз.
– Господи, – произнесла Ханна. – Господи!
Большего она выдавить из себя не смогла и несколько секунд стояла в дверях в полном оцепенении. Затем у нее затряслись плечи. Она опустилась на колени, совершенно не думая о том, что Август ненавидит объятия. Затем обняла его, бормоча: «Мальчик мой, мальчик мой», – пока у нее не полились слезы. И, самое странное, Август не только не сопротивлялся – он, похоже, даже собирался что-то сказать, как будто в довершение ко всему научился разговаривать. Но не успел. В дверях возник Лассе Вестман.
– Какого черта… так он здесь? – прошипел он с таким видом, будто собирается продолжить драться.
Внезапно Вестман приосанился. В каком-то смысле это было прекрасной демонстрацией актерского мастерства. За одну секунду он начал блистать великосветскими манерами, обычно производившими впечатление на женщин.
– К тому же парня доставили нам прямо к дверям, – продолжил он. – Уж куда роскошней! Он хорошо себя чувствует?
– Он в порядке, – удивительно монотонным голосом ответила стоявшая в дверях женщина и, не спрашивая разрешения, вошла в квартиру со своей большой сумкой и в перепачканных глиной сапогах.
– Конечно, заходите, – кисло произнес мужчина. – Не стесняйтесь.
– Я здесь для того, чтобы помочь тебе собрать вещи, Лассе, – проговорила женщина тем же ледяным голосом.
Однако реплика была настолько странной, что Ханна не усомнилась в том, что ослышалась, и Лассе явно тоже не понял. Он просто разинул рот с глупым выражением лица.
– Что ты говоришь? – переспросил он.
– Ты переезжаешь.
– Ты пытаешься шутить?
– Отнюдь. Ты должен сейчас же убраться из этого дома и никогда больше не приближаться к Августу. Ты видишь его в последний раз.
– Так ты действительно чокнутая!
– Напротив, я на удивление щедра. Я собиралась просто спустить тебя с лестницы и причинить тебе очень большой вред. Но сейчас у меня с собою сумка. Я решила позволить тебе упаковать немного рубашек и трусов.
– Что ты за уродина такая? – прошипел Лассе изумленно и вместе с тем яростно.
Он двинулся к женщине с угрожающим видом, и Ханна на секунду или две задумалась, не изобьет ли он ее тоже.
Однако что-то заставило его заколебаться. Возможно, глаза женщины или то простое обстоятельство, что она не отреагировала, как другие. Вместо того чтобы с испуганным видом отступить, она просто холодно улыбнулась, достала из внутреннего кармана несколько помятых листов бумаги и протянула их Лассе.
– Если вы с твоим дружком Рогером начнете скучать по Августу, то всегда сможете посмотреть на это и вспомнить, – сказала она.
Лассе явно был обескуражен ее действиями. Растерянно полистав бумаги, он весь скривился, и тогда Ханна не удержалась и тоже взглянула. Это были рисунки, и верхний изображал… Лассе, который с безумно злым видом размахивал кулаками…
Задним числом она едва ли смогла бы объяснить то, что произошло потом. Дело было не только в том, что Ханна поняла, что происходило, когда Август оставался один с Лассе и Рогером. Она еще увидела собственную жизнь. Увидела ее более ясно и трезво, чем на протяжении многих лет. Именно с таким, искаженным от ярости лицом Лассе Вестман смотрел на нее сотни раз, причем в последний раз с минуту назад, и она осознала, что такого терпеть не должен никто – ни она, ни Август, – и отпрянула. Во всяком случае, ей показалось, что она отпрянула, поскольку женщина посмотрела на нее с каким-то новым вниманием, и Ханна покосилась в ответ, хотя назвать это более близким контактом было бы преувеличением. Но в одном отношении они, вероятно, друг друга поняли.
– Он должен убраться, не так ли, Ханна? – спросила женщина.
Вопрос был страшно опасным, и она опустила глаза на кроссовки Августа.
– Что это на нем за кроссовки?
– Мои.
– Почему?
– Утром мы очень спешили.
– А что вы делали?
– Прятались.
– Я не понимаю… – начала она, но больше ничего сказать не успела. Лассе яростно дернул ее за руку.
– Не объяснишь ли ты этой психопатке, что единственный, кто должен убраться отсюда, это она?! – заорал он.
– Ну да, – произнесла Ханна.
– Тогда давай!
Но затем… Она толком не могла этого объяснить. Возможно, это было связано с выражением лица Лассе или с ощущением неколебимости в теле и ледяных глазах молодой женщины. Внезапно Ханна услышала, как говорит:
– Убирайся, Лассе! И никогда больше не возвращайся!
Она едва могла поверить, что это правда. Ей казалось, будто в ней говорит кто-то другой.
А дальше все произошло очень быстро. Лассе поднял руку, чтобы ударить ее. Но удара не последовало – от него. Молодая женщина среагировала с молниеносной быстротой и дважды или трижды двинула его в лицо, как тренированный боксер, а потом подсекла его ударом по ногам.
– Какого черта! – только и успел выкрикнуть он, после чего рухнул на пол, а молодая женщина поставила на него ногу.
Потом Ханна будет раз за разом вспоминать то, что в эту минуту сказала Лисбет Саландер. Этими словами ей словно бы вернули какую-то часть ее самой, и она поняла, насколько сильно и долго желала изгнать Лассе Вестмана из своей жизни.
Бублански мечтал о встрече с раввином Гольдманом.
Он мечтал об апельсиновом шоколаде Сони Мудиг, о своей новой кровати и другом времени года. Но его назначили разбираться с этим расследованием, чем ему и предстояло заниматься. В одном отношении он, правда, был доволен. Ему сообщили, что Август Бальдер невредим и направляется домой к матери. Убийца его отца схвачен, благодаря именно мальчику и Лисбет Саландер, хотя еще неизвестно, выживет ли он. Этот тип тяжело ранен и находится в реанимации Дандерюдской больницы. Его зовут Борис Лебедев, но он уже давно живет по документам на имя Яна Хольцера, в Хельсинки. Он являлся майором и бывшим солдатом элитного подразделения Советской армии и раньше уже фигурировал в нескольких расследованиях убийств, но поймать его не удавалось. Официально Лебедев-Хольцер числился предпринимателем в охранной сфере и обладал двойным гражданством – финским и русским; по всей видимости, кто-то подправил его данные в компьютерном регистре.
Двух других мужчин, обнаруженных возле дома на Ингарё, тоже идентифицировали по отпечаткам пальцев; это оказались Деннис Уилтон, бывший бандит из «Свавельшё МК», неоднократно сидевший за разбой и жестокое избиение, и Владимир Орлов – русский, осужденный в Германии за злостное сутенерство, чьи две жены умерли при злосчастных и подозрительных обстоятельствах. Никто из мужчин пока не сказал ни слова о случившемся, да и вообще ни о чем, и Бублански не питал особых надежд на то, что они заговорят позже. Подобные парни обычно бывают не слишком разговорчивы на полицейских допросах. С другой стороны, это входит в правила игры.