успела обдумать это. Над головой, в совершенно ясном безоблачном небе, оглушительно грохнуло. Накато вздрогнула. Сверху низринулась широкая молния, ярко осветившая все вокруг так, что затмила самоё солнце.

Кругом разлился запах свежести - точно после недавнего дождя.

По ушам ударил вопль Фараджа. Вождь ринулся сквозь высокую траву туда, где в последний раз мелькала белая накидка Рамлы. Воины, стряхнув оцепенение, кинулись следом. Накато застыла, не в силах поверить увиденному.

Просто молния. Рухнула с ясного неба прямо на голову ведуньи.

Кругом продолжал разливаться запах свежести, словно молчаливое подтверждение только что случившемуся. Сейчас он казался чрезмерным. Неестественно сильным.

Шатающийся Фарадж появился, неся на руках завернутое в белую ткань тело. Теперь на складках виднелись подпалины. Длинные растрепавшиеся волосы свешивались до земли спутанными прядями. А ведь Накато сама поутру расчесывала ведунью и заплетала ей косы, чтоб не растрепались в дороге! Смуглая рука в браслетах безвольно свисала, и по ней стекала тонкая струйка крови.

Один из воинов с воплем помчался среди шатров.

Накато отступила, опасаясь, что ее заметят. Но никому не было до нее дела. На нее не обращали внимания, даже натыкаясь. Кочевье вмиг ожило, огласилось испуганными возгласами. Люди носились, не разбирая дороги. Выбегали туда, где Фарадж нес к середине кочевья свою шхарт и застывали по бокам от прохода между шатрами.

Лицо вождя застыло, превратившись в неподвижную маску.

Он вышагивал, глядя прямо перед собой. Остекленевший взгляд не выражал ничего - но там, внутри, под застывшей маской, угадывалось невыразимое горе. Фарадж и впрямь дорожил своей Рамлой.

Подумать только! Всего полгода прошло, а он успел так к ней привязаться.

Вождь нес ведунью через кочевье, которое она только-только покинула, собираясь вернуться много позже. Кто-то из старших воинов, приближенных к нему, порывался остановить его - но, встретившись с остановившимся взглядом, спешил убраться прочь. Никто не посмел заступить дорогу вождю, помешать ему отнести тело ведуньи к себе в шатер.

Полог закрылся за ним, отсекая испуганные и любопытные взгляды.

Кочевье замерло в оцепенении. Никто не решался взяться за повседневные дела - ведь это могло породить шум, оскверняющий мгновения горя. Переговаривались разве что шепотом.

Накато, потерянная, застыла под стенкой одного из шатров. Никому до нее не было дела, никто о ней не вспоминал. Ее охватило странное оцепенение.

Легшая на плечо тяжелая рука заставила вздрогнуть.

- Чего ты тут сидишь? - подняв взгляд, она увидела Амади.

- Я, - девушка запнулась, не зная, что ответить.

- Ты забыла, что я говорил тебе несколько дней назад, - укоризненно заметил он. - Ты слишком вжилась в роль бессловесной рабыни. Это настоящей рабыне сейчас должно быть страшно: госпожа погибла, будущее - туманно. Но не тебе. Принеси мне еды! Немедленно, - отпустил ее и направился обратно в шатер.

Накато заставила себя шевельнуться, выбраться из укрытия, в которое забилась.

Она опасливо зашагала среди шатров, инстинктивно пригибаясь и пружиня колени. Не шла, а кралась среди шатров, боясь привлечь к себе внимание.

И ведь подумать - чего бояться? Она исполняет приказ шамана. Никто ее за это не накажет. Но казалось, что она самим своим присутствием совершает святотатство. И за это ее - если даже и не накажут - непременно осудят. И ведь нелепо! Но отделаться от тягостного ощущения не получалось.

Она положила на поднос нарезанные ломти вяленого мяса и закопченного сыра, лепешек. Налила в глиняный кувшин свежего айрана. И понесла шаману.

По дороге ощущала на себе пристальные взгляды. Однако никто не остановил ее, не спросил - куда идет. Ясно ведь: раз рабыня несет куда-то пищу, значит, ей приказали. Так наверняка каждый думал. А еще - наверняка каждый думал, что это странно: кто-то посмел отправить рабыню за едой в такое время!

Амади, когда принесла еду, велел ей остаться - мол, никому она нынче нужна не будет. Накато и сама так считала - потому испытала облегчение.

Не нужно никуда больше идти! Попадаться кому-то на глаза. А еще можно расспросить колдуна о том, что произошло. Она почему-то была уверена: гибель Рамлы - его рук дело.

*** ***

- Иначе было нельзя, - пояснил, жуя, Амади. - Во-первых, Фарадж должен был убедиться, что его шхарт не вернется. Что ее и правда настигла гибель. Иначе он очень долго мог бы оставаться на одном месте. Во-вторых, нельзя было позволить Рамле далеко зайти вглубь этих земель. Они ведь и впрямь принадлежат хиу! Кто они, что собой представляют - я не знаю. И никто не знает. Если бы я ударил по ведунье после того, как она углубилась в их владения, они могли разгневаться. Это означало бы, что я вторгся на их землю! А они такого не прощают.

- Рамла считала, что они ждут ее, - проговорила Накато.

- Знаю! - рявкнул колдун неожиданно резко. - Да, они могут отомстить и за нее. Но лишь в том случае, если она зачем-то нужна была им.

И смолк мрачно. Выходит, гложет его все-таки беспокойство. Думает, что и впрямь мог навлечь гнев хиу. А она, Накато, своими словами подтвердила его подозрения. Только он не хочет предполагать худшее.

- Поешь, - грубовато велел колдун. - Когда еще будет возможность. Не спорить ведь?

- Она что-то заподозрила, - проговорила девушка, отламывая кусочек лепешки.

- Слишком много оказалось такого, чего так просто не объяснишь, - проворчал Амади. - И Рамла засомневалась.

- О чем она думала - что хиу ответят на ее вопросы?

- Видимо, она считала - хиу ответят ей, нужно ли им было что-нибудь от Фараджа и его кочевья. Правда ли, что они пытались захватить власть над тобой. И чего намеревались добиться.

- А ты считаешь - они бы ей ответили?

- А мне откуда знать! - отозвался он с раздражением. - Я даже не знаю, что они такое! Никто на всем Орруоре не знает. Даже ваши хваленые шаманы степей. Не говоря уж о моих бывших коллегах из башни Ошакати, - и покачал головой. - Природа их никому неведома, да никто их толком и не изучал. Ваши шаманы - боятся, а колдунам равнин не до них. Тем более, что и они боятся, - прибавил тише.

- И ты боишься?!

- А я что, не человек? - огрызнулся он. - Не колдун?! Я знаю о хиу не больше прочих.

- Значит, они могли ей открыть правду. И ты избавился от нее, чтобы этого не